Глазами солдата

К 60-летию ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ

 

   

 

 

 

                                                     

                                                      СЫЧЕВ

                                         Владимир Николаевич   

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ГЛАЗАМИ СОЛДАТА

Воспоминания о Великой Отечественной Войне

 

Посвящается моим товарищам

по 100-му Гвардейскому

стрелковому полку

35-й Гвардейской Лозовской

стрелковой дивизии

 

 

 

Тверь  2005

 

           

 

Автор выражает глубокую благодарность

и признательность заведующей библиотекой

Тверского Дома офицеров

Мокровой Людмиле Григорьевне

за поддержку и помощь, благодаря которой

стало возможным написание данного воспоминания

 

 

Предисловие

Воспоминания, названные мною "Глазами солдата", вызваны многими обстоятельствами.

Во-первых, мы находимся в преддверии 60-летия победы Советского народа над фашистской Германией в Великой Отечественной войне и 125-летия со дня рождения выдающегося политического и военного деятеля 20-го столетия, Генералиссимуса Советского Союза Иосифа Виссарионовича Сталина. В годы войны И.В.Сталин был Председателем Государственного комитета обороны, Председателем Совета народных комиссаров, Верховным Главнокомандующим и неродным комиссаром обороны. В его руках, таким образом, была сосредоточена огромная власть, которой он умело и достойно пользовался. Это он обеспечил победу Советского народа в великой и страшной войне, когда решался вопрос быть нам или не быть.

Естественно, правдиво и объективно о событиях прошедшей войны, могут рассказать лишь участники и свидетели тех грозных событий.

Во-вторых, псевдодемократы, захватившие власть в Москве, в результате  контрреволюционного переворота в августе 1991 года и в одночасье развалившие великую державу — СССР, поделив ее богатства и территорию, хорошо знали, совершают неслыханное преступление против своего народа и его истории. Эти люди хорошо понимали, что выступают в роли исполнителей преступных замыслов правящих кругов западных стран по уничтожению России как великой державы и не случайно, едва придя к власти, эти ренегаты кинулись поливать грязью все наше прошлое, порочить Советскую Армию и ее полководцев, называли Великую Отечественную войну не иначе, как боевое столкновение между Гитлером и Сталиным за мировое господство. Кроме того, они ставили знак равенства между фашизмом и социализмом.

Они даже требовали повторения Нюрнбергского процесса - на сей раз над коммунистической партией и Советским государством, хотя хорошо знали, что в боях за нашу Родину в годы Великой Отечественной войны погибло смертью храбрых более 3,5 млн. коммунистов из 8,652 млн. общих боевых потерь.

Одновременно эти ренегаты стали возвеличивать изменников и предателей Родины, воевавших на стороне фашистской Германии - генералов Власова и Труханова, казачьих атаманов Краснова и Шкуро и др., якобы воевавших против сталинской диктатуры за демократическую Россию. Конечно, это подлая ложь и ее надо опровергнуть.

Однако ядовитые семена, разбросанные хулителями нашего Отечества, дают свои выходы. Посещая школы, гимназии и другие специальные учебные заведения, проводя в них уроки мужества, приходишь в недоумение. Большинство учащихся старших классов и студенты слабо знают или почти ничего не знают о судьбоносных событиях в истории своего Отечества, своего края. Они, в большинстве своем, не знают - кто в годы Великой Отечественной войны руководил страной и ее Вооруженными силами, о выдающихся полководцах Красной Армии, внесших неоценимый вклад в дело разгрома вооруженных сил фашистской Германии.

Практически ничего не знают о своих земляках — Героях Советского Союза, как ныне здравствующих, так и героически погибших в годы войны. Некоторые школьники полагают, что победу во Второй мировой войне в Европе одержали США и Англия, а наша страна им только помогла.

Это очень тревожные симптомы.

В-третьих, событий, к которым мне пришлось иметь отношения было предостаточно. Это Сталинградская эпопея (разгром основных сил 8-й Итальянской армии), бросок к р. Днепр в феврале 1943 г., отход наших войск в том же феврале к р. Северный Донец, добавление мной еще никому неизвестных моментов к этим событиям.

Плюс - бесстрастные оценки человека лично пережившего тяжелые изломы, связанны с войной, но никогда не изменявшего своих принципов и жизненных позиций, кроме указанных выше событий, автору этих строк пришлось еще более двух лет прошагать, в прямом смысле этого слова, по дорогам войны тысячи километров. В составе войск Юго-Западного, 3-го Украинского, 1-го и 3-го Белорусских фронтов, участвовать в освобождении Украины, форсировать в сентябре 1943 г. р. Днепр, дойти до р. Южный Буг, участвовать в освобождении Белоруссии (операция «Багратион»), в августе 1944 г. дойти до предместья Варшавы - Праги. С октября 1944 г. участвовал в боях по изгнанию фашистских войск из Восточной Пруссии. В Великой Отечественной войне участвовал сначала в качестве рядового, а с февраля 1944 г. после окончания фронтовых курсов младших лейтенантов — командира стрелковой роты 236-й стрелковой дивизии, командира взвода противотанковых ружей — ПТР, а с февраля 1945 г. снова в качестве командира стрелковой роты. В боях за Советскую Родину, в годы войны, службу проходил в основном рядовым - в 100-м гвардейском стрелковом полку 35-й гвардейской стрелковой дивизии, офицером — в 146-м гвардейском стрелковом полку 48-й гвардейской Криворожской стрелковой дивизии. Трижды ранен, в т.ч. один раз тяжело.

В своих воспоминаниях, я коснусь событий имевших место в августе 1942 г. по март 1943 г. Другие важные события, которые происходили, начиная с марта 1943 г. и в них я тоже принимал участие, я не касаюсь, т.к. они достаточно полно освящены в мемуарной литературе известных советских военоначальников, и еще: некоторые незначительные повторения сделаны мною умышленно, чтобы заострить внимание читателей. Свои воспоминания я условно разделил на четыре части: «Сталинградская эпопея», «Бросок к р. Днепр и отход наших войск к Северному Донцу» и «Заключение». При написании своих воспоминаний я в силу объективных причин, не пользовался архивными документами, кроме материалов, изложенных в книге по Сталинградской битве генерал-полковника Самсонова и только в части касающейся нумерации и названий дивизий и бригад 8-й Итальянской армии. Автор совершенно не претендует даже на удовлетворительное литературное изложение, но правдивость и объективность произошедших событий гарантированы.

В тоже время, я выражаю надежду, что эти воспоминания внесут какой-то вклад в разоблачение клеветников и хулителей нашего Советского прошлого.

1. Начало пути

С космической скоростью бежит время, неумолимо отсчитывая годы и десятилетия. Ушел в историю полный драматических событий и 1941 год.

Сегодня десятилетия отделяют и меня от моего детства, юности и тонут в дымке времени. Многое утекло за это время безвозвратно, лишь отдельные — самые яркие эпизоды остались в моей памяти. Их просто невозможно забыть. Это они и долгие вечерние разговоры с отцом - участником двух войн - Первой Мировой и Гражданской, а также неудачное начало войны с фашистской Германией бредят душу и пробуждают воспоминания. Люди старшего поколения, особенно участники войны и труженики тыла, навсегда запомнят лето и осень 1941 года. Тогда над нашей Родиной - первым в мире Социалистическим государством нависла смертельная опасность. Враг захватил значительную часть территории нашей Родины с ее большим промышленным и сельскохозяйственным потенциалом. Враг плотным кольцом окружил г. Ленинград - колыбель Великой Октябрьской Социалистической Революции, стоял, стоял на ближних подступах к столице нашей Родины г. Москвы. Конечно, все мы молодые и пожилые жители нашего села остро переживали нашей Красной Армии в борьбе с фашистскими захватчиками, но вера в нашу конечную победу над коварным и наглым врагом нас никогда не покидала.

Теперь о родителях, близких и друзьях.

Моя мать - Сычева Елена Александровна до замужества Соболева родилась в 1900 году в селе Овсянка Кирсановского района Тамбовской области (в современном административном делении). По достоверным данным она была внебрачной дочерью графа Мартынова, имение которых находилось в близи этого села. В то время моя бабушка - Соболева Александра Александровна работала у этого графа в качестве экономки.

В 1918 году моя мать была выдана замуж в соседнее село Чуповку за Сычева Сергея Павловича довольно состоятельного, по тем временам, крестьянина. От этого брака в 1919 году родился мой брат Василий, ныне живущий в г. Москве. В конце 1919 г. Сергей Павлович заболел гриппом и в начале 1920 г. умер. Таким образом, моя мать в неполные 20 лет осталась вдовой, и на ее плечи легла вся тяжесть ведения единоличного крестьянского хозяйства. Правда, в ведении хозяйства ей помогал, по возможности, ее старший брат Александр и мать покойного мужа.

Моя мать была исключительно красивой молодой женщиной с добрым и отзывчивым характером. Ею открыто восхищались и в селе ее называли не иначе, как наша Королева. В 1923 г. она вышла замуж за моего будущего отца - Венедиктова Николая Тимофеевича, который был старше ее на восемь лет. Случайно увидев ее, мой отец был поражен ее красотой до такой степени, что, не смотря на протесты родителей, возражения братьев и сестер вышел, как тогда говорили, в зятья, т.е. перешел к ней жить и, более того, он принял ее фамилию, т.е. фамилию ее первого мужа. Через год появился Я, а еще через два года мой братик Коля. В 1927 г., т.е. в возрасте двадцати семи лет при очередных родах моего четвертого братика умерла моя мать. Умерла от потери крови, когда ее везли 20 км на телеге по разбитой дороге в районную больницу гор. Кирсанова. Умер при родах и мой братик. Для моего отца смерть жены был невероятно тяжелым ударом, от которого он не мог оправиться до конца своей жизни, т.е. до 1961 г. Мы же трое малолетних детей, младшему Николаю тогда шел второй годик, остались без матери - сиротами.

До 1935 года мы жили и воспитывались у своей бабушки по линии матери и старшего брата матери дяди Саши. Они как могли, особенно бабушка, старались заменить нам безвременно ушедшую из жизни нашу мать. Мой отец Сычев Николай Тимофеевич до брака с моей матерью — Венедиктов Н.Т. был полным Георгиевским кавалером, т.е. награжден был четырьмя Георгиевскими крестами. Участник двух войн - Первой мировой и Гражданской. Призванный на военную службу в кавалерию он был хорошим наездником, отлично владел холодным оружием - клинком и пикой. Так на состязаниях по владению холодным оружием в присутствии самого императора Николая II в 1913 г., на полном галопе пикой сумел попасть в золотое кольцо чуть больше обручального, а на полном карьере срубил клинком все расставленные вешки. За эти успехи отец получил приз, кроме золотого кольца еще и 50 руб., по тем временам немалые деньги. С начала первой мировой войны он добровольно вступил в партизанский отряд генерала Глазенапа. Тогда в этот отряд из 100 имевшихся кавалерийских полков Русской армии брали на добровольных началах всего лишь двух человек наиболее искусных во владении холодным оружием, езде на лошади и естественно, не трусливого десятка. Отряд генерала Глазенапа с началом войны действовал в тылу немцев в Августовских лесах и Восточной Пруссии. Свой первый георгиевский крест — крест IV степени отец получил за взятие в плен немецкого уланского офицера.

Во время сабельной рубки с разъездом немецких улан на одной из лесных дорог Августовского леса, Отец, тогда уже старший унтер-офицер - начальник русского разъезда, неожиданным, для офицера, приемом, выбил из его руки шашку, рывком вырвал его из седла и посадил на лук своего седла. Немец, по словам отца, здорово тогда покусал ему руки. Второй георгиевский крест - за доставку пакета командиру русской пехотной дивизии окруженной и прижатой к реке. По рассказу отца, это было почти безнадежное дело. До этого два первых добровольца из его отряда погибли на мосту, который простреливался плотным ружейно-пулеметным и артиллерийским огнем. Закончив войну полным георгиевским кавалером, отец в 1918 году добровольно вступил в Московскую кавалерийскую дивизию Красной Армии, а после ее расформирования – в 6-ю кав. дивизию Первой Конной Армии С.М.Буденного. В этой дивизии он командовал эскадроном. В кавалеристском сражении с казачьими корпусами Добровольческой армии генерала Деникина, был ранен в правую руку выстрелом из револьвера. После госпиталя и болезней - сыпным тифом, возвратным тифом (была тогда и такая болезнь, кстати, очень тяжелая), отец был демобилизован, пробыв на войне без перерыва более шести лет. Последемобилизации отец вернулся на свою родину — с. II-я Гавриловка, это в 10 км от села Чуповка, где я родился.

В 1928 году вместе с другими активистами села из числа небольшой группы середняков  и бедняков организовал колхоз. В этом колхозе отец проработал бессменно более 30 лет в качестве счетовода до 1961 года, т.е. до своей кончины. По вечерам, когда он приходил с работы мы, как правило, говорили о внезапно начавшейся войне с немецко-фашистскими захватчиками. И он всегда подчеркивал, что по опыту первой мировой войны, в которой он участвовал с первого до последнего дня, немцы - очень серьезный противник. С ним на «авось» войну не выиграешь. «Они, - говорил он, - дисциплинированны, исполнительны, хорошо обучены, педантичны и делают все капитально». Колхоз считался, по тем временам, средним. Он имел более 1000 га пахотных угодий, несколько пастбищ для выгона скота, выращивал рожь, пшеницу, просо, гречиху, бобовые культуры, имел несколько ферм с крупным рогатым скотом. Колхозники жили небогато, но и не бедствовали. На селе было много молодежи. Кстати, уже к 1950 году колхоз полностью восстановил утраченные, за время войны, позиции по производству с/хоз. продукции и стал постепенно их наращивать. Объединившись в середине 60-х годов с рядом стоявшими мелкими хозяйствами, колхоз, теперь уже «Память Ленина» к 1990 году имел 900 голов крупного рогатого скота, более 3000 тыс. свиней, много водоплавающей птицы, построил хорошо оборудованные помещения для работников ферм, клуб и стал миллионером. Ныне это великолепное хозяйство перестало существовать. Согласно указу Ельцина, оно было разделено на ряд фермерских хозяйств, которые по замыслу реформаторов будут более эффективны, чем существующиеколлективные хозяйства. Естественно, из этого ничего не получилось. По многим причинам фермерские хозяйства на базе нашего колхоза не состоялись. Не состоялись они и в других районах области. Я не буду анализировать причину их несостоятельности. Это уже сделали другие более опытные экономисты, но производство с/хоз. продукции в районе в результате этих реформ упало во много раз. Этот небольшой экскурс в историю своего села, я сделал лишь с одной целью - еще раз, на примере своего родного колхоза показать, сущность и антинародный характер проводимых на селе реформ.

Однако вернемся по существу воспоминаний.

В июне 1941 года я окончил первый курс Тамбовского вагонного техникума НКПС, но дальше продолжать учебу не мог - началась Великая Отечественная война. Враг рвался вглубь страны и уже в августе месяце в селе появились беженцы в основном из гор. Рославля Смоленской области. В конце августа наша Чуповская средняя школа осталась без руководства. Директор школы, завуч, завхоз и счетовод были призваны в армию. По некоторым причинам, в т.ч. и экономического порядка, я дал согласие занять должности счетовода и завхоза одновременно, об этом меня просил председатель сельсовета и директор школы Бухтояров Василий Андреевич перед уходом в армию. Не без труда мне удалось тогда с помощью учителя немецкого языка из Рославля разобраться в технике школьной бухгалтерии, а учителя школы с октября месяца стали получать заработную плату без всяких задержек.

В начале ноября 1941 года при сельсовете стал формироваться на добровольных началах из комсомольцев 1924-1926 г.г. рождения истребительный отряд. Отряд возглавил, находящийся на излечении старший сержант Зубов. Это был младший командир, который служил в кадрах армии еще до начала войны. Участник финской компании 1939-1940 г.г. в боях за Советскую Родину в августе 1941 г. был тяжело ранен в левую руку осколком вражеской мины. Он хорошо знал военное дело особенно в вопросах подготовки одиночного бойца. Я, как наиболее грамотный в военном деле, из числа своих сверстников, был назначен им - начальником штаба отряда. Сержант был строг, но справедлив. Он старательно учил нас как из подручных средств (бензина и лигроина) готовить бутылки с зажигательной смесью, куда и как бросать их в танк, кроме того, учил нас, как правильно отрывать окоп или щель для укрытия истребителей танков, делать связки из ручных гранат и бросать их в танк приемом рукопашного боя. После разгрома немецко-фашистских войск под Москвой в декабре - январе 1942 г.г., острота учебы пошла на убыль, а после того, как Зубов убыл в действующую армию, и вовсе прекратилась. В поле 1943 года, находясь на фронте, из дома получил известие: ст. сержант Зубов в боях за Советскую Родину пал смертью храбрых боях за г. Харьков в марте 1943 года. Очень жаль этого отважного советского патриота, но азы военного дела, которые он нам тогда преподал, я запомнил на всю жизнь.

В середине марта 1942 года, я со своим товарищем и другом детства Василием Гуровым побывал на приеме у нашего райвоенкомата - батальонного комиссара Шамова. Мы просили райвоенкома отправить нас на учебу в военно-летное училище. Мы опасались, что война скоро закончится, и мы не успеем повоевать с немцами в воздухе.

Райвоенком посмотрел на нас своими усталыми от бессонницы глазами и не скрывая горечи сказал: «Вот, что герои, война будет продолжаться еще не один год, и вы успеете побывать на ней и сполна хлебнуть ее прелести, а сейчас идите домой и занимайтесь своим делом». Так, не солоно хлебавши, мы вернулись домой. Включились, как могли, в работу. В колхозе пахали на лошадях землю, косили траву на сено для изрядно поредевшего колхозного стада, а с началом уборочной компании жнейками косили рожь, пшеницу, выполняли другие сельскохозяйственные работы. В школе для меня работы по существу не было, т. к. все учителя, получив отпускные, ушли в отпуск. Некоторые хозработы осуществлял вновь прибывший завхоз школы. Домой стали возвращаться инвалиды, призванные в действующую армию в начале войны. В целом село, как и вся страна, застыла в тревожном ожидании.

После довольно оптимистических сообщений Совинформбюро начало апреля о том, что немцы в зимних боях 1941-1942 г.г. понесли огромные потери в живой силе и технике, израсходовали в значительной степени свои резервы, предназначенные для весенне-летних боев, а их превосходство в танках и самолетах постепенно сводится к нулю.

В этих условиях для всех нас неожиданно, как громом среди ясного неба, прозвучало сообщение того же Совинформбюро о тяжелых боях на Керченском полуострове Крыма, а затем и сдача врагу г. Керчь. В начале пятидесятых годов, будучи уже слушателем военной академии и изучая, по предмету «История военного искусства» операции наших войск в Крыму в январе - июне 1942 г.г., а так же их рассказов очевидцев тех событий, я узнал правду о поражении наших войск в Крыму, потерях личного состава и техники. Неприятно было узнать, что немцы нанесли поражение нашим войскам, не имея численного превосходства ни в личном составе, ни в тяжелом вооружении за исключением самолетов. У противника их было почти в два раза больше. Поражение наших войск на Керченском полуострове Крыма, ускорило падение г. Севастополя, несмотря на выдающуюся воинскую доблесть и отвагу его защитников. Вскоре страну и Красную Армию постигло новое несчастье - наступление наших войск в районе Харькова с целью его освобождения, начатая 12 мая 1942 года, обернулось крупным поражением наших войск. В боях в районе Харькова пропал без вести мой товарищ детства и однофамилец Сычев Василий Павлович. Он в феврале 1942 г. окончил Тамбовское артиллерийско-техническое училище и был направлен в действующую армию под г. Харьков. Правда, потом  выяснилось, что он попал в плен к немцам, из которого был освобожден лишь после окончания войны.

Из райвоенкомата на селе все чаще стали приходить извещения о погибших или без вести пропавших. Повсюду, особенно по вечерам, были слышны плач и причитания родных и близких по погибшим или без вести пропавшим. Из этих поражений можно сделать лишь один вывод: несмотря на определенные успехи наших войск в зимних кампаниях 1941-1942 г.г., Красная Армия еще не научилась, как следует воевать против такого противника, каким был немецко-фашистский Вермахт.

Но пройдет не так уж много времени - всего семь месяцев и наша Красная Армия и ее полководцы под руководством Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина преподнесут такой урок врагу под Сталинградом, от которого он не мог полностью оправиться до конца войны.В Сталинградской битве было уничтожено и разгромлено пять армий немецко-фашистских войск и их союзников - румын и итальянцев. В этой гигантской, по своим масштабам, битве враг потерял 1/4 всех своих войск действовавших тогда на советско-германском фронте.

О масштабах этого побоища говорят такие цифры: после окончания Сталинградской битвы наши похоронные команды передали земле 147 тыс. немецких солдат и офицеров, а так же 97 тыс. солдат и офицеров Красной Армии.

В плен частям Красной Армии сдались: один фельдмаршал, 22 генерала, 2,5 тыс. офицеров и около 92 тыс. солдат и унтер-офицеров. Но это будет потом, а пока летом 1942 года Красная Армия терпела одну неудачу за другой. В первой половине июля враг прорвался к г. Воронежу, вышел к большой излучине Дона и повел наступление на Сталинград. В нижнем течении Дона противник захватил г. Ростов-на-Дону. 26 июля немцы форсировали р. Дон и устремились к предгорьям Кавказа.

На помощь немецко-фашистским войскам походным порядком выдвигались 2-е румынские армии (3-я и 4-я), по железной дороге и автотранспортом - соединения 8-ой итальянской армии (командующий генерал Мессе). Кроме того, на помощь немцам спешила 2-я армия венгров. Для нашей Родины снова, как и в 1941 году, настали очень тяжелые времена.

В этих условиях Верховный Главнокомандующий И.В. Сталин издал приказ № 227, который по своему содержанию и стилю изложения скорее напоминал призыв к армии и народу. Разумеется, это был суровый приказ, он появился, когда отступление докатилось  до Волги и Дона. И был он сильным отрезвляющим средством - «Ни шагу назад». Приказ был прочитан во всех частях и подразделениях Красной Армии. Появилась уверенность, что соседи без приказа не отступят. И, чтобы не писали ныне клеветники и хулители нашего отечества, в тех непростых условиях приказ т. Сталина был правильным и своевременным. Я очень хорошо помню, как тогда летом 1942 года, все средства массовойинформации и, прежде всего газеты, обращались с призывом к армии и народу - любой ценой остановить врага.

Остановить — значит победить, говорилось там. Газеты из номера в номер писали о подвигах Советских воинов в боях с немецко-фашистскими захватчиками. В августе 1942 года стали призывать на действительную военную службу граждан 1924 года рождения.

В середине августа в армию был призван мой товарищ и друг детства Василий Гуров. Он был направлен в г. Горький, где тогда формировались части гвардейских минометов «Катюш».

В конце августа в армию призывали и меня. В повестке было сказано, чтобы я имел с собой продуктов на 10 дней. По заведенной с начала войны традиции, призывника провожало почти все село. Впереди шла телега с продуктами и вещами призывника, затем он сам и его родители, а уж потом все, у кого родные и близкие были в армии и на фронте. Конечно, слышался плач и причитания. Провожали не просто служить в армию, а на войну, где убивают и калечат людей. Прибыв в райвоенкомат, я сдал дежурному свое предписание и получил приказ — ждать до вызова. Чтобы как-то скоротать время, я пошел в райком комсомола, он был недалеко от здания райвоенкомата, чтобы попрощаться со своими знакомыми. Придя обратно в райвоенкомат, я обратился к дежурному и доложил о прибытии. Дежурный сказал мне, что команда для отправки в часть сформирована, а мне надлежало убыть обратно домой и ждать нового вызова. Естественно, я был огорчен и расстроен, т.к. команда шла на пополнение в одну из противотанковых артиллерийских частей. Однако ждать долго не пришлось. В начале сентября я был снова вызван в райвоенкомат, где получил предписание — во главе 10 человек призывников убыть на учебу в Саранское военно-пехотное училище. С большими трудностями мы, спустя трое суток, добрались до Саранска. Меня, как и моего друга - Володю Кожанова, зачислили в первую учебную роту. Училище готовило командиров стрелковых, пулеметных и минометных взводов. Срок обучения - шесть месяцев. За это время курсанты должны быть ускоренным порядком пройти полный курс обучения пехотного училища рассчитанного в мирное время на два года. После успешного окончания училища, выпускникам присваивалось воинское звание «лейтенант». Продолжительность занятий - 10 часов ежедневно без выходных и праздничных дней и только в поле. Вскоре нам выдали новое хлопчато-бумажное летнее обмундирование, а на ноги - солдатские ботинки с обмотками. Разместили нас на трехъярусных нарах в зданиях ком.вуза, мало приспособленных для размещения личного состава. С обмотками, которые нам выдали вместе с ботинками, было связано много смешного и неприятного. Дело в том, что утром после команды: «Подъем», и «Становись», должно пройти ровно пять минут. За это время курсанты обязаны были встать с нар, надеть брюки, ботинки с обмотками и встать в строй. В спешке и толкотне обмоткипостоянно вырывались из рук и как назло раскатывались на.полу. В этой спешке и толкотне иной курсант иногда приматывал к своей ноге ногу соседа. В этом случае они оба опаздывали встать в строй после команды «Становись». Естественно, это влекло за собой наказание в виде отработки, вне очереди после отбоя одного или даже двух нарядов.

Примерно через две недели мы приняли военную присягу и под личную подпись ознакомились с приказом №227 Верховного Главнокомандующего тов. Сталина И.В.

Питание, даже по тем тяжелым временам было более чем скромным. Как правило, это были пустые щи из листьев капусты с небольшим количеством картофеля на первое блюдо, ячменная или перловая каша и немного рыбы - на второе. Порции были чрезвычайно малые. Мясо было редкостью. От столь «калорийной пищи» и 10-и часовых ежедневных полевых занятий мы быстро сбросили «лишний» вес, похудели и постоянно хотели есть. В течение сентября и первой половине октября мы прошли курс одиночной подготовки бойца. В это время досконально изучили материальную часть винтовок Мосина образца 1891/1930 г.г., винтовку СВТ, да так капитально, что затворы этих винтовок могли с завязанными глазами собрать за 10-13 секунд. Во второй половине октября преступили к отработке учебного вопроса — действие командира стрелкового отделения во всех видах боя.

Капитально изучили материальную часть ручного пулемета — РПД и станкового пулемета системы «Максим». В полном объеме была и инженерная подготовка. Мы учились, как правило, и быстро отрывать стрелковые окопы, ходы сообщения, огневые позиции станковых пулеметов и противотанковых ружей.

Естественно, для нас это была большая физическая нагрузка, учитывая скудность нашего питания. Единственной отдушиной в наших 10-и часовых полевых занятиях были краткие, не более 10-15 минут перерывы.

К счастью в наш учебный взвод попал примерно 30-ти летний житель сельского района Киргизии русский по национальности. Он обладал какими-то выдающимися актерскими данными подражания и воплощения.

Во время перерыва, когда наш взвод падал от усталости на землю и лежа отдыхал, он ставал на колени и, мешая русско-киргизские слова имитировал, например, как шла подготовка колхозников к общему собранию по итогам сельскохозяйственного года и речь самого председателя колхоза.

Кроме того, он иногда имитировал речь какой-нибудь женщины — ударницы по случаю Международного Женского дня 8-е марта. Это было что-то потрясающее. Весь взвод задыхался от смеха, а некоторые курсанты, в том числе и я, просто катались по земле, не смея больше сил смеяться.

Он же не обращал никакого внимания на окружающих и то, что происходило вокруг него, продолжал свою речь. Однако видя, что ситуация со смехом приобретает нездоровый оттенок окриком «Прекрати», командир взвода лейтенант А.Н. Кочегаров останавливал доморощенного артиста.

Больше таких самобытных актеров за всю свою 36-и летнюю службу я никогда больше не встречал. Вместе с тем, большая физическая нагрузка, чрезвычайно скудное питание, породило у многих курсантов негативное отношение к дальнейшей учебе и желание как можно быстрее отправиться на фронт. Хочу сказать откровенно, что, не смотря на все высказанное выше, а так же чрезвычайно строгий режим, который был в училище, я не разделял негативное отношение к дальнейшей учебе. Не разделял потому, что с детства под воздействием отца и прочитанных книг, мечтал стать командиром — защитником своей Социалистической Родины и готовил себя к преодолению трудностей. Это не фраза - это правда.

Желание отправиться на фронт в действующую армию некоторых курсантов совпало с решением Верховного Главнокомандования. Училище в полном составе, а это несколько учебных батальонов, естественно,только переменною состава, за исключением учебного батальона минометчиков, было обращено на укомплектование гвардейской стрелковой дивизии, которая и боях за г. Сталинград в августе - сентябре 1942 г. понесла тяжелые потери. Ночью 12 ноября училище было поднято по тревоге. Нам было приказано сдать постельные принадлежности и получить сухой паек на 2-е суток. Стало ясно — мы отправляемся на фронт в действующую армию.

Этой же ночью мы погрузились в теплушки и немедленно отправились в путь. Кстати, сухой паек мы съели сразу же на другой день, мы были голодны. Примерно через 2-е суток мы прибыли на станцию Аркадак Саратовской области, где в городе и в окрестных селах доукомплектовалась 35-я гвардейская стрелковая дивизия. Это была одна из прославленных дивизий Красной Армии переформированная из 8-го воздушно-десантного корпуса.

В боях за Сталинград десантники дивизии стояли насмерть. Враг проходил через боевые порядки дивизии лишь тогда, когда в живых никого не оставалось. Командир дивизии гвардии генерал-майор Глазков В.А. погиб на поле боя. Шинель гвардейца- генерала, иссеченная осколками мины, экспонируется в музее обороны Сталинграда.

Кстати, наибольший урон нашим войскам, оборонявшим Сталинград, наносила вражеская авиация, особенно пикирующие бомбардировщики Юнкерс – Ю-87. Это одномоторный самолет с неубирающимися шасси, получивший за это от наших воинов прозвище «Лапотник» брал на борт до 1000 кг авиабомб (наш ИЛ-2 - 400 кг). Так вот этот «Лапотник» пикировал на цель до высоты 80-100 метров и мог своими 10-ю стокилограммовыми бомбами поражать, не только огненные позиции артиллерии, но и отдельные огненные точки. Я, по крайней мере, не видел человека, который безразлично или, скажем, спокойно относился к бомбовым ударам этих вражеских самолетов. Имея небольшую скорость - порядка 350-400 км/ч, в отсутствии надежного воздушного и зенитного прикрытия, Ю-87 до конца 1943 года, был грозным оружием Вермахта. Мы выгрузились на станции Аркадак Саратовской области, на выгрузочной площадке станции нас встречал комиссар дивизии с представителями частей и подразделений дивизии. Несколько слов о комиссаре дивизии - полковом комиссаре Лисичкине, каким мне он запомнился. Это был мужчина выше среднего роста, стройный, подтянутый и, я бы сказал, красивый в возрасте не старше 40 лет. На голубых петлицах его шинели виднелись четыре шпалы и эмблемы военно-воздушных сил. Нас построили в две шеренги. Полковой комиссар неторопливо обошел строй курсантов. Внимательно осмотрев нас, он обратил внимание старшего по эшелону — представителю военного училища на наш истощенный вид. Ответ старшего по эшелону не слышал.

После осмотра комиссар дивизии обратился к нам с небольшой речью. Смысл ее сводился к тому, что мы прибыли защищать нашу Советскую Родину в одну из прославленных дивизий Красной Армии. Дивизия героически сражалась за Сталинград и, что сейчас наша задача состоит в том, чтобы в кратчайший срок в совершенстве овладеть закрепленной за нами боевой техникой и оружием в мире, быть готовыми к выполнению боевых задач, которые будут поставлены перед нами командованием. В заключение полковой комиссар пожелал нам боевых успехов и как можно быстрее войти в семью гвардейцев дивизии.

После отъезда комиссара дивизии, представителей частей стали забирать выделенных им курсантов. Так я в числе семнадцати человек курсантов нашей роты попал во взвод связи 3-го батальона 100 гвардейского стрелкового полка. Нас под свое начало принял совсем молодой, очевидно, только что окончивший училище младший лейтенант - командир взвода связи батальона. Наш третий батальон был батальоном особым. В нем командиром пулеметной роты был сын руководителя испанских коммунистов Долорес Ибаррури - Рубен Ибаррури. В сентябрьских боях за г. Сталинград Рубен погиб смертью героя. За выдающийся подвиг, проявленную в бою отвагу и воинскую доблесть Рубен был посмертно удостоен звания Героя Советского Союза. Естественно, этим мы все тогда гордились и каждый из нас в душе мечтал, повторить в предстоящих боях подвиг Рубена Ибаррури.

Меня назначили старшим направления. Я и моя группа в составе 3-х человек имела задачу - обеспечить надежную проводную связь командира батальона с командиром 9-й стрелковой роты. Мы получили оружие - карабины, автоматы, финки для рукопашного боя, а также имущество связи: телефонные аппараты, катушки с телефонным кабелем. Нас одели по-зимнему. На ноги выдали валенки, на руки - теплые рукавицы. После детального изучения материальной части, кстати, довольно примитивной, командир взвода почти каждый день, при любой погоде, проводил тактические занятия.

На этих занятиях мы учились, как правильно и целесообразно прокладывать телефонный кабель, чтобы избежать лишних прорывов и повреждений от разрывов мин и снарядов, от различного вида транспорта и т.п: при их перемещении. Мы учились находитьи устранять порывы на линиях связи в ночное время и в условиях боя при сильном артиллерийском и минометном огне противника. Поскольку курсанты, а их во взводе было большинство, были ребята грамотные, мы быстро усвоили все эти премудрости и уже через 10-12 дней были готовы к выполнению свойственных нам задач. Однако было одно обстоятельство, которое нас огорчало — из взвода в другие подразделения полка постоянно забирали бывших курсантов. На этих грамотных молодых ребят был большой спрос. Прибывшие им на смену красноармейцы старших возрастов не были столь адекватны убывшим. Однако в целом мы были готовы обеспечить связь в звене батальон — рота. В конце ноября 1942 года наша 35-я гвардейская стрелковая дивизия, командир дивизии полковник Кулагин И.Я., была включена в состав 4-го гвардейского стрелкового корпуса. Командир корпуса генерал-лейтенант Гаген Н.А., корпус был включен в состав 1-й гвардейской армии (командующий генерал-лейтенант Кузнецов В.И.).

 

 2. Сталинградская эпопея

(Разгром 8-й Итальянской армии)

30 ноября 1942 года наш 100-й гвардейский стрелковый полк, согласно приказу командира дивизии, закончил боевую подготовку и в ночь на второе декабря походным порядком двинулся в направлении станицы Верхний Мамон, где в то время по левому берегу р. Дон проходил передний край нашей обороны. На этом участке фронта нашим войскам противостояли соединения 8-й Итальянской армии. Марш к фронту, как правило, совершался в ночное  время. График марша был составлен так, что мы утром обязательно останавливались в каком-нибудь населенном пункте. За ночь мы обязательно проходили 30-35 км.

К сожалению, основной тяговой силой у нас в звене рота - батальон - полк была лошадь.Это обстоятельство в значительной степени сковывало нашу маневренность. Однако, не смотря на определенные трудности, связанные с недостатком повозок (саней), график движения выполнялся примерно 8-го или 10-го декабря, точно не помню, меня вызвал к себе командир нашего взвода связи. Командир взвода поинтересовался, где я родился, сколько окончил классов и главное - могу ли я обращаться с лошадью и ездить на ней верхом. Получив ответы на все предоставленные вопросы, он приказал мне явиться к командиру полковой роты связи старшему лейтенанту Казачкову. Казачков задал мне те же вопросы, что и командир нашего взвода. Выслушав меня, ротный приказал мне явиться к старшему роты — старшему сержанту Доценко, получить у него коня и все необходимое для верховой езды, затем прибыть на пункт сбора донесений полка (ПСД) и войти в подчинение его начальника. Выполнив все, что мне было приказано, я прибыл на ПСД и доложил о своем прибытии его начальнику. Поинтересовавшись моей биографией, он видимо остался ею доволен и приказал мне находиться в роте связи, никуда без его разрешения не отлучаться. Примерно через двое суток штаб полка и подразделения стрелковых батальонов прибыли в большое село Нижние Гнилуши, где и разместились в ожидании дальнейших указаний.

Утром 13 декабря меня вызвал к себе начальник ПСД, вручил мне пакет и выделил сопровождающего рядового из взвода конной разведки полка, человека кавказкой национальности, скорее всего осетинец. Вручая мне пакет, начальник ПСД приказал: "Пакет надо сегодня же доставить в штаб дивизии, который находится в станице Верхний Мамон на берегу Дона". Там у нас на правом берегу Дона, имелся небольшой плацдарм, отвоеванный у противника еще летом этого года.

От Нижних Гнилуш до Верхнего Мамона примерно 2,5-3 км. Мы были остановленывоенным патрулем. Начальник патруля - в звании лейтенанта, проверил наши документы,подсказал мне, как найти штаб дивизии. Однако, учитывая, что станица издалека, но всеже просматривается с противоположного берега противником и иногда подвергается обстрелу артиллерией итальянцев. Поэтому,чтобы не демаскировать расположение штаба дивизии разрешил продолжать путь лишь мне одному.

На полном галопе я доскакал до ближайших домов станицы. Укрыл коня и уже пешком дошел до штаба дивизии. Сдав пакет начальнику ПСД, и получив расписку о приеме пакета, я тем же порядком вернулся к своему сопровождающему. Однако сразу же выяснилось, что продолжать дальше путь обратно в Нижние Гнилуши верхом на коне я не могу, потому что вся нижняя часть моего тела превратилась как бы в нарывающий чирей. Больше всех болели мышцы бедер и лодыжек. Это - следствие того, что я не тренировался в длительной езде верхом на коне. Мобилизовав себя и свой организм на выполнении приказа, я до поры до времени не ощущал этих болезненных проявлений. Но стоило мне только расслабиться после выполнения приказа, как все вылилось наружу. Кроме того, стало так же ясно, что и пешком-то я могу передвигаться с большим трудом. Так, попеременно то пешком, то верхом на коне, мы в обратном направлении прошли около 15 км и въехали во двор одного казачьего дома. Хозяин дома — казак, примерно 50-ти летнего возраста буквально на руках снял меня с коня. Хозяева дома сытно нас накормили и напоили наших коней. 14 декабря в первой половине дня мы добрались до штаба нашего полка. Сдав пакет, точнее конверт от пакетас росписью нач. ПСД полка, я сразу же обратился к командиру роты связи с просьбой освободить меня от обязанностей конного посыльного ПСД полка, добавив при этом, что готов служить там, куда направит меня командир роты, в т.ч. и обратно во взвод связи третьего батальона. Ротный с удивлением выслушал меня, спросил что произошло, а затем, переговорив по телефону с начальником ПСД полка, приказал мне передать коня и другое имущество сержанту из первого линейного взвода и прибыть в распоряжение командира 3-го линейного взвода, отвечавшего за связь штаба полка с третьим стрелковым батальоном и полковой батареей 120 мм минометов.

15 декабря 1942 года мы вплотную приблизились к Верхнему Мамону, расположившись в небольшом хуторе 3-4-х км от станицы. Вместе с тем мы с тревогой узнали из сообщений Совинформбюро, что оперативная обстановка в районе Сталинграда, где мелись бои по уничтожению 6-й полевой и основных сил 4-й танковой армии немцев, осложнилась. Противник сумел, за относительно короткий срок в районе железнодорожной станции Котельниково создать армейскую группу «Гот» в составе трех танковых, четырех пехотных дивизий и 12 декабря перешел в наступление железная дорога Тихорецк - Сталинград, с целью деблокирования окруженной в районе Сталинграда немецких войск. Следует добавить, что к 15 декабря противник в направлении Сталинграда продвинулся на 45 км. Столько же осталось ему пройти до окруженных войск. И еще: все немецко-фашистские войска, действовавшие в районе Сталинграда, в том числе и окруженные, были сведены в группу армии «Дон» под командованием генерал-фельдмаршала  Э. Манштейна. Манштейн в фашистском рейхе считался лучшим полководцем Вермахта. В этих условия Советское Верховное Главнокомандование несколько изменило замысел предстоящей операции. Соединения нашей 1-й гвардейской армии вместо удара в южном направлении должны были нанести удар из района станицы Верхний Мамон на юго-восток и во взаимодействии с войсками 3-й гвардейской армии окружить и уничтожить основные силы 8-й Итальянской армии и оперативной группы «Холлидт», а затем наступать на Морозовск. Естественно, все эти перемены в планах нашего Верховного Командования, мы рядовые красноармейцы не знали, и знать не могли. Но потому, как вели себя наши командиры в звене полк - дивизия, отдавая подчас противоречивые приказы, догадывались,  что не все у нас идет по плану. 16 декабря 1942 года, не смотря на плотный утренний туман, мешавший вести наблюдаемый прицельный огонь, началась 1,5 часовая артиллерийская подготовка. На головы врага обрушились тысячи снарядов и мин. Огонь был настолько мощным, что даже у нас на расстоянии 4,5-5 км от переднего края дрожала земля, стоял сплошной мощный гул. Во второй половине туман стал рассеиваться, и в воздухе появилась наша авиация.Эскадрильи штурмовиков и бомбардировщиков обрушивали свой бомбовой груз на позиции итало-немецких войск и на их ближайшие тылы. Во второй половине дня 16 декабря в сражении была введена и наша 35-я гвардейская стрелковая дивизия, наш 100-й гвардейский стрелковый полк еще в ходе артиллерийской подготовки вошел в Верхний Мамон и занял позицию во втором эшелоне дивизии. Передовой отряд дивизии со средствами усиления опрокинул разрозненные и деморализованные подразделения итальянцев, видимо, вторых эшелонов соединений, которые пытались оказать сопротивление, и перешел в их преследование. Итальянские солдаты не сумевшие сесть в автотранспорт стали в панике разбегаться по оврагам и балкам, но там они, как правило, находили свою смерть от холода и голода. С наступлением темноты, мы бегом по мосту перешли на правую сторону Дона - на территорию нашего плацдарма, с которого наши войска перешли в наступление. Далее, в походных колоннах мы прошли траншеи нашего переднего края и траншеи оборонительной позиции итальянских войск. По хорошо накатанной дороге, в тех же походных колоннах, стали быстро продвигаться в юго-восточном направлении. Шли всю ночь, останавливаясь лишь на короткие привалы и, несмотря на крепкий мороз сразу же засыпали. К утру 17-го декабря, мы вышли в степные просторы Дона. Куда не посмотришь, взору всюду открывалась покрытая снегом, изрезанная оврагами и балками степь, без единого деревца. Кое-где просматривались так же и невысокие холмы. Утро встретило нас ясной солнечной погодой и крепкимдекабрьским морозом. Дорога, по которой двигался наш полк, извивалась между небольшими холмами и довольно глубокими оврагами, образуя в отдельных местах узкости - дефиле, которые было трудно обойти. Поднявшись на ближайший от дороги небольшой холм, я посмотрел назад. Моему взору представилась незабываемая на всю жизнь картина. По всем основным колонным путям, устроенных еще итальянцами, переселочным дорогам сплошным потоком шли колонны наших войск, шла пехота и артиллерия, двигались обозы. Однако все это, к сожалению, передвигалось на конной тяге.

Не заставила себя долго ждать и немецкая авиация, Эскадрильи пикирующих бомбардировщиков Ю-87 появились нал колоннами наших войск. Немцы пытались ударами с воздуха нанести поражение нашим войскам, задержать их движение на юго-восток, дать возможность деморализованным итало-немецким войскам привести себя в порядок, наладить управление войсками и занять новые оборонительные позиции. Поэтому цель их бомбовых ударов, на данном этапе, были как раз эти дефиле. Примерно в середине дня около из одного из дефиле застал меня налет фашистских бомбардировщиков. Справа по ходу движения нашей колонны находился небольшой холм, слева от дороги - глубокий овраг с крутыми откосами. У подножья холма в 20-25 метрах от дороги находилась огневая позиция крупнокалиберного пулемета системы ДШК, приспособленного для ведения огня по воздушным целям. Позиция пулеметчиков была обнесена снежным валом высотой 70-80 см.

Пикировщики, а это были Ю-87, шли строем пеленга. За маневрами немецких самолетов в бинокль наблюдал командир расчета, судя по знакам различия — сержант. Как потом выяснилось, это был закаленный в боях воин, очевидно служивший в армии еще до войны. Когда левый в пеленге пикировщик стал сваливаться на левое крыло и переходить на курс бомбометания, намереваясь, очевидно, сбросить свой груз прямо на это дефиле, все, естественно, бросились прочь от этого дефиле, укрываясь в многочисленных воронках от авиабомб наших или немецких, сказать, точно не могу. Я, тем часом, тоже укрылся в одной из больших воронок в 40-50 метрах от огневой позиции пулемета. На дне воронки уже был солдат. Он в страхе укрыл руками свою голову и что-то тихо говорил. Но меня раздирало любопытство, что же будет дальше, как будет действовать расчет ДШК? Увидев, что пикировщик взял курс на дефиле, он тоже бросился в вырытые рядом ровики, но был поднят командой: «К пулемету!». Сам же командир стоял рядом с пулеметом, внимательно наблюдая за маневром фашистского пилота. Затем, как яхорошо помню, последовала поданная им команда: «По самолету прицел постоянный, целишься в голову машины, короткими очередями огонь, огонь!». Напоровшись на струю трассирующих пуль, фашистский летчик, немного отклонился от курса и сбросил свой груз преждевременно. Бомбы взорвались в 100-120 метрах от дефиле. Другой фашистский летчик повторил маневр первого, но тоже безуспешно, а вот третий Ю-87, очевидно, получил повреждение, сбросил бомбы далеко от дефиле на низкой высоте ушел на юго-запад. Другие фашистские летчики не стали испытывать свою судьбу, а может быть и по другим причинам, принялись бомбить и обстреливать из своих бортовых пулеметов все то, что находилось и стояло на дороге: артиллерийские орудия, повозки с имуществом и пр. Я не могу сказать точно, какие потери в личном составе понес тогда наш полк, но точно знаю, что была повреждена повозка, в которой размещалась полковая радиостанция.

Тяжелое ранение получил ездовой, убита запряженная в повозку лошадь. Подвиг сержанта-командира расчета ДШК, спасшего от гибели десятки солдат запомнился мне навсегда.

Примерно через час возобновилось и наше движение. Больше авиация немцев в этот день в небе над нами не появлялась.

Во второй половине дня 17-го декабря слева от нас, в прорыв образованный частями нашего корпуса, был введен 24-й танковый корпус нашей армии. Командир корпуса генерал-майор Богданов (Баданов - примеч.). Это было великолепное зрелище. Увеличивая скорость, поднимая гусеницами танков, особенно на поворотах, столбы дыма и снега промчались мимо нас 150 танков в основном Т-34, а так же много другой техники. Из башен танков гордо подбоченясь, высунувшись по пояс, стояли командиры машин. Мы все были чрезвычайно рады появлению наших доблестных танкистов, уходящих в рейд по тылам врага, и приветствовали их взмахом своих рук.

Наконец и мы дождались того дня, когда на нашей улице был праздник.

Как потом нам стало известно, корпус принес много бед немецко-фашистским захватчикам. Совершив почти 300 км марш по тылам врага, сметая все на своем пути, танкисты на рассвете 24-го декабря внезапно для противника атаковал станицу Тацинская и железнодорожную станцию того же названия. В районе железнодорожной станции Тацинская находился крупный аэродром немцев, где базировалось более 300 вражеских самолетов различного назначения, и уничтожил их. Кроме того, танкисты в районе аэродрома захватили большие склады с продовольствием, горючим, боеприпасами и другим военным имуществом.

Рассвет 24-го декабря для большинства гитлеровских летчиков и обслуживающего персонала аэродрома, безмятежно почивавших в своих убежищах, был последним в их в жизни. Оставшиеся в живых, гитлеровские захватчики на всю жизнь запомнят рассвет 24-го декабря 1942 года.

Следует так же сказать, что Тацинская была одной из ближайших к Сталинграду немецких баз снабжения, с которой противник по воздуху снабжал окруженную в районе Сталинграда 6-ю Армию Паулюса.

Поэтому, потеря в одночасье более 300 самолетов, из которых большинство были грузовые 3-х моторные Ю-52 и большого количества опытных летчиков, для врага оказалась очень тяжелой. Это был выдающийся успех наших доблестных танкистов. История второй мировой войны не знает подобных примеров с таким результатом. После ввода в сражение 17-го танкового корпуса в направлении г. Кантемировка, 18-го и 25-го танковых корпусов, слева от нас в направлении г. Морозовск фронт обороны остатков 3-й Румынской армии и фронт обороны 8-й Итальянской армии рухнул окончательно. Учитывая благоприятно сложившуюся обстановку, не имея перед собой организованного противника, соединения нашего 4-го гвардейского стрелкового корпуса, стали стремительно продвигаться на юго-восток, а 18-й и 25-й танковые корпусы заходить во фланг и тыл оперативной группе «Холлидт». В середине дня 18-го декабря наш полк, вслед за танкистами, вошел в хутор Твердохлебово. У въезда в хутор справа у самой дороги, у дома, штабелем лежали трупы немецких и итальянских офицеров. На самом верху штабеля, лежал труп немецкого офицера в звании не ниже подполковника, так как на его мундире имелись витые серебряные погоны. Наш взвод разместился вдоме, который находился, примерно, в 400-450 м от церкви - обязательного атрибута казачьих станиц и хуторов. Уладив свои дела в доме, я вышел на улицу хутора и обратил внимание на солдата, тащившего в вещевом мешке что-то тяжелое, из которого шел пар. Я спросил солдата, почему у него из вещевого мешка идет пар. Солдат ответил, что в церкви горит склад итальянских мясных консервов и, что там еще можно кое-что взять. Не мешкая ни минуты, я со всех ног бросился к церкви. Вбежав в нее, я увидел большой конусообразный штабель железных банок. Штабель горел небольшим, синим пламенем. Вокруг штабеля суетились солдаты, выхватывая из него еще не треснувшие банки.

С большим трудом,обжигаясь из горящего штабеля, мне удалось выхватить 10 или 11 банок, и я выскочил на улицу. И, как оказалось, во время.

В это время курсом на хутор шла девятка пикирующих бомбардировщиков Ю-87. Отбежав от церкви на 250-300 метров, я с опаской стал наблюдать за маневрами юнкерсов, гадая, куда же проклятые фрицы сбросят свой смертоносный груз. Тем часом от девятки юнкерсов отделились три машины и взяли курс прямо на церковь. Один за другим они с горизонтального полета, сбросили по три-четыре бомбы, но промахнулись. Бомбы взорвались в 40-50 метрах от церкви. Отбомбившись, юнкерсы пристроились к остальным машинам, и ушли на юго-восток. Почему они не стали бомбить хутор, нашпигованный  нашими солдатами, для меня стало загадкой. Подкрепившись итальянскими консервами, кстати, довольно хорошими, и тем, что нам дали из походной кухни, мы снова двинулись в путь. Дорога при выходе из хутора, круто шла вниз в большой овраг. Когда мы спустились вниз на дно оврага, то нашему удивлению не было предела. На дне оврага большой беспорядочной кучей стояли и лежали на боку много штабных автобусов.Наверху этой кучи взгромоздился наш легкий танк Т-70. Это было потрясающее зрелище. Вокруг автобусов там и сам валялись открытые чемоданы с предметами туалета и белья. Очевидно, в пылу боя за хутор, наш танк, преследуя удиравших в панике штабных офицеров, сам свалился на эти автобусы. К удивлению трупов солдат и офицеровоколо автобусов не было.

В целом, это было потрясающее зрелище, которое мне за все время пребывания на фронтах Великой Отечественной войны видеть больше не прошлось.И еще: лежавшие штабелем у въезда в хутор трупы итальянских и немецких офицеров, вероятно, и были хозяевами этих штабных автобусов.

Утром надругой день, наш полк после форсированного марша вошел в хутор Широкий. Хутор раскинулсяв живописной местности, которая имела небольшой уклон в сторону ручья,протекавшего рядом с огородами его жителей. Живописная местность, отсутствие поблизости крупных населенных пунктов, наличие большого количества зелени, побудило командование итальянской армии — превратить хутор в базу отдыха своих и немецких офицером. Из соседних станиц и хуторов, оккупанты навезли большое количество скота и птицы, жителей хутора, превратили в бесплатный обслуживающий персонал. Свою базу отдыха оккупанты покинули в очень большой спешке. Спасая свою жизнь от наших танкистов, они бросили практически все, не успев даже поджечь строения, где находились живой скот и птица. Учитывая, что впереди предстоит трудный форсированный марш, командование полка приказало всем командирам подразделений заготовить на каждого солдата и командира не менее 0,5 кг мяса. Благо, что скота и птицы было достаточно. Этим не простым делом занялся наш ротный старшина, сумевший на ферме базы отдыха прихватить кабанчика на 70-80 кг и некоторое количество птицы. Проверим закрепленное за мной имущество связи и оружие, я вышел на улицу хутора. Хутор был, как мне показалось, был буквально нашпигован солдатами, боевой техникой, артиллерией на конной тяге и обозами различного назначения и все почему-то суетились.

Отчетливо был слышен визг поросят, кудахтанье кур. Однако меня поразило не это, а то, что при этом не соблюдалась элементарная предосторожность от возможного удара противника с воздуха. К счастью, все обошлось благополучно. В этот день была не летная погода, шел небольшой снег, и беды на этот раз не случилось. Недалеко от дома, в котором разместился наш взвод, стояла группа пленных итальянских солдат, их было 11 человек. Их охраняли два автоматчика, очевидно, из разведбата дивизии. Пройдя к пленным, я спросил у одного из автоматчиков - где были захвачены итальянцы. Солдат ответил, что итальянцы, чтобы не замерзнуть в оврагах, куда они убежали от наших танкистов, сами вышли на дорогу и добровольно сдались в плен. Пленные итальянские солдаты по приказу командира разведчиков, как я помню, в звании майора, были расстреляны на краю оврага у протекающего рядом ручья в присутствии большого количества наших солдат, среди которых был и автор этих строк. Это было потрясающее и леденящее душу зрелище, которое трудно описать. Мне, например, непонятны причины столь дикого, для нашей армии решения командира разведчиков. Может быть, это была личная месть человека, потерявшего во время войны своих родных и близких. Теперь это останется тайной для всех нас. Естественно, итальянские вояки пришли к нам на Тихий Дон без нашего приглашения и вместе с немецко-фашистскими захватчиками убивали, грабили, насиловали наших советских людей. Вместе с тем, хочу подчеркнуть, что за время пребывания на фронтах Великой Отечественной войны, сначала в качестве рядового, а затем командира взвода ПТР, командира стрелковой роты, я никогда не поднимал руку на пленных врагов, а случаи такие представлялись и не один раз. Более того, во время одного из боев при освобождении Белоруссии, я не позволил своему другу лейтенанту Кондрашову расправиться с пленным немецким унтер-офицером. Этот унтер во время боя, Бросился на Кондрашова, намереваясь ударить его штыком своей винтовки. И, только предупредительный окрик ординарца, дал возможность моему другу отбить удар унтера и в свою очередь ударить его прикладом своего карабина справа по лицу. Обливаясь кровью, немец упал. После боя мы шли с Кондрашовым, эмоционально обсуждали перипетии рукопашного боя. Так, разговаривая между собой, мы подошли к группе пленных захваченных в этом бою. Среди пленных Кондрашов опознал того унтера, с которым схватился в рукопашной схватке, и в которой он уцелел чудом. Выхватив из кобуры пистолет, он пытался в упор убить его. Мне пришлось тогда взять своего друга за руку и остановить расправу. Одновременно я напомнил ему, что он мог убить немца тогда - во время боя, но сейчас расстрелять пленного, он не имеет права.

После обеда и небольшого отдыха (без сна), получив по хорошему куску вареной свинины и по три трофейной галете, с наступлением темноты двинулись на юго-восток. Мы очень спешили к станице Алексеево-Лозовское, чтобы перехватить наиболее удобный путь отхода итало-немецких войск на запад, над которыми реально нависала угроза окружения. Мы почти 2-е суток шли форсированным маршем без отдыха, останавливаясь лишь на короткие привалы, где сразу же засыпали прямо на снегу. За время марша горячую пищу принимали только один раз, а в остальное время питались тем, что нам выдали на хуторе в т.ч. и со складов, захваченных у итальянцев на хуторе Широкий. Теперь несколько слов об итальянских галетах, которые нам выдали передмаршем вместо сухарей. Это круглая лепешка диаметром 15-18 см. и толщиной примерно в 2,5 см. Твердостью она обладала необыкновенной, да такой, что ее могла раскусить лишь гиена и то в постный день. Однако если ее опустить в горячую воду, то она довольно быстро разбухает, и ее можно было есть без труда. Такой возможности на марше мы, разумеется, не имели. Наконец, в середине дня 21 декабря, на пределе физических возможностей личного состава наш 100 ГСП вышел на северо-западную окраину станицы Алексеево-Лозовское, где и расположились на отдых. Как потом оказалось в треугольнике станица Алексеево-Лозовское - хутор Журавка - хутор Арбузовка, развернутся основные события по разгрому 8-ой итальянской армии. Наш взвод разместился недалеко от дома, где разместился штаб полка. Солдаты и сержанты взвода, не снимая шинелей, почти замертво, от усталости свалились на пол и мгновенно заснули. Алексеево-Лозовское тогда было довольно крупным населенным пунктом. На северо-западе от станицы, примерно, в 3-3,5 км находился хутор Арбузовка, в 10-12 км северо-восточней - хутор Журавка. Между станицей и хутором Арбузовка небольшая высота с отметкой 204,5, которая имеет пологие скаты в обе стороны. На скате высоты обращенной к станице, примерно в 800 м. от ее окраин, стояла ветряная мельница. Рядом, с ее левой стороны, если смотреть на хутор проходила проселочная дорога, связывающая оба эти населенные пункты. Пишу об этом достаточно подробно лишь потому, чтобы читателю стало ясно: именно в районе этой высоты в ближайшие два дня, т.е. 23 и 24-го декабря 1942 года будут происходить наиболее ожесточенные бои подразделений нашего полка с рвущимися на запад итало-немецкими войсками. Примерно через 2 часа нашего сна, дверь дома, где мы отдыхали, открылась, и послышался крик: «Вставайте, немцы». Мы все, как ошпаренные кипятком, схватив оружие, выскочили на улицу. Первым, что я увидел - около ветряной мельницы маневрировали 3 легких танка, очевидно,  итальянские и небольшую группу солдат, которые вели огонь в нашу сторону. Вскоре недалеко от нас разорвалась мина небольшого калибра. По улице к окраине станицы шли бронебойщики полковой роты ПТР. Впереди бронебойщиков с пистолетом в руке, шел командир роты лейтенант казах по национальности. Вскоре послышались резкие звуки выстрелов противотанковых ружей. Напоровшись на огонь бронебойщиков, танки противника, маневрируя и отстреливаясь, скрылись за высотой. Вместе с танками отошли и автоматчики. Стало ясно: это была разведка боем с целью выяснения наличия наших войск в станице, и что главные события должны развернуться завтра. Командованию 8-й итальянской армии стало ясно, что пути отхода основным силам армии через станицу Алексеево-Лозовское перехвачены не танковыми частями, а стрелковыми соединениями Красной Армии. Таким образом, в районе хуторов Журавка - Арбузовка - Алексеево-Лозовское в окружении оказались 3-и пехотных дивизии итальянцев: «3-я Челлере», «9-я Пасубио», «52-я Торино», две пехотные бригады чернорубашечников —«3 января», «23 марта», а так же основные силы 298-й немецкой пехотной дивизии. Подразделения полка стали спешно развертываться для ведения оборонительного боя. Перехватывая дорогу Алексеево-Лозовское - хутор Арбузовка, т.е. на главном направлении вероятного удара противника с целью прорыва окружения занял оборону 1-й стрелковый батальон с приданной ротой ПТР и взводом 76 мм орудий. Противотанковое ружье (ПТР) имело калибр 14,5 мм и дальность полета пули - 9 км на дистанции 100 м и под прямым углом полета, пуля ПТР пробивала броню толщиной в 45 мм. В опытных руках бронебойщика это было довольно грозное, по тем временам, оружие, если иметь в виду, что немецкие танки I-III и итальянские «Ансальдо», такой брони ни лобовой, ни бортовой не имели. Недостаток этих ружей заключался в том, что выстрел сопровождался сильной отдачей в плечо стрелявшего, сильным звуковым эффектом настолько сильным, что первый номер расчета опасался звука выстрела, закрывал глаза при нажатии на спусковой крючок, а это снижало точность стрельбы.

К левому флангу 1-го батальона примыкал своим правым флангом - 3-й стрелковый батальон. Далее по берегу небольшого ручья - 2-й батальон без одной стрелковой роты. Резерв командира полка - стрелковая рота 2-го батальона, взвод автоматчиков, а так же взвода пешей и конной разведок полка. Всю ночь на 22-е декабря шли поиски разведчиков с обеих сторон. Внезапно, то тут, то там вспыхивали ожесточенные перестрелки. Наши разведчики пробирались даже к окраинам Арбузовки. Противник вел по окраинам станицы и району расположения полка беспокоящий огонь из батальонных 81 мм минометов. Из телефонных разговоров между штабом полка и командирами батальонов, а мы телефонисты ввиду убогости наших средств связи, прослушивали почти все разговоры. Нам стало известно, что в хуторе скопилось много солдат, автомашин и другой различной техники. Итальянцы грелись вокруг костров и вероятно с рассветом 22-го декабря перейдут в наступление, с целью прорыва кольца окружения и ухода на запад.

Наша рота связи установила проводную связь КП полка с КП батальонов, НП командира 122 мм полковой батареи минометов, а так же с приданными средствами усиления. От штаба полкадо КП батальонов было не более 600-750 м. Однако с целью более быстрого обнаружения порывов и их ликвидации, на середине каждого направления были оборудованы, правда, примитивно, промежуточные пункты, где, сменяя друг друга, дежурили телефонисты с телефонным аппаратом. За ночь мы немного отдохнули после тяжелого марша. К счастьюпорывов на проводных линиях связи было немного всего 2 и не связанных с действием артиллерии противника.

Утром 22 декабря противник, как и предполагали, пошел на прорыв. Но то, что увиделя, поразило не только меня, но и видавших виды солдат. Итальянцы пошли на прорыв безпредварительной, даже короткой артподготовки и без артиллерийско-минометного сопровождения. Командование противника, идя на такой рискованный шаг, рассчитывали, очевидно, на то, что увидевтакое количество наступающих, наши солдаты взамешательстве будут отходить и возможно возникнут условия для прорыва окружения.

Они, те итальянцы, все мерили по своим меркам. Итальянцы побежали бы, но здесь против них стояли гвардейцы, прошедшие школу Сталинграда. Кроме того, время психических атак ушло. Они шли по открытой местности беспорядочной толпой. Многие солдаты свои карабины закинули за спину, опустив руки в карманы своих шинелей. Это было похоже на какое-то самоубийство. Здесь ничего не было похожего на ведение  наступления или атаки.

Подпустив противника на 250-300 метров, 1-й батальон и правофланговая рота 3-го батальона открыли шквальный огонь изо всех видов оружия. Итальянцы, бросая раненых, в беспорядке отступили за высоту - в хутор Арбузовка. Примерно через 2,5 часа, теперь уже после короткого огневого налета, они повторно атаковали наши позиции почти так же сумбурно и снова с таким же результатом. Наконец в сумерках, в декабре темнеет рано, они в 3-й раз сделали попытку прорваться в станицу. На этот раз 1-й батальон под командованием своего бесстрашного командира, сам контратаковал противника, обратил его в бегство и на его плечах ворвался в Арбузовку. Однако,атакованный при поддержке легкого танка автоматчиками 298 немецкой пехотной дивизии, отошел на исходные позиции. К большому сожалению, я не помню фамилии ни командира батальона, ни комиссара батальона - старшего политрука, которые в самые критические минуты боя всегда находились в боевых порядках своих подразделений.

В это же время осложнилась обстановка на левом фланге полка, где в стыке с соседом рева, занимал оборону 2-ой батальон полка. Там наступали чернорубашечники - гвардия Муссолини, очевидно, с целью отвлечения наших сил с основного направления наступления противника. Чернорубашечники действовали, на мой взгляд, более умело и энергичнее. Они форсировали ручей, оттеснили одну из рот батальона и создали  небольшой плацдарм на нашем берегу. Дальнейшее продвижение чернорубашечников вэтом направлении грозило нам большими неприятностями, т.к. создавалась прямая угроза штабу полка и выхода во фланг и тыл 3 и 1-му батальонам, которые отбивали атаки противника на главном направлении. Это хорошо понимало командование полка.

Для этого, чтобы ликвидировать угрозу прорыва чернорубашечников во фланг и тыл нашим подразделениям, в дело пришлось пустить взвод автоматчиков, резервную роту и огонь полковой 120 мм батареи минометов. После того, как боевые порядки итальянцев были накрыты огнем минометчиков, решительной атакой сопровождавшейся громким криком «Ура» противник был отброшен, и положение было восставлено. Однако, оно по-прежнему оставалось серьезным, т.к. противник непрерывно подбрасывал подкрепление и в течении ночи батальону пришлось несколько раз переходить в контратаки, чтобы отбросить наступающего противника. Только к утру чернорубашечники прекратили свои атаки. В течение всего дня 22 и ночи на 23 декабря связисты роты постоянно поддерживали устойчивую связь штаба полка с КП батальонов и КП приданных средств усиления, неся при этом ощутимые потери от огня противника. В одной из ночных контратак наших подразделений в плен был захвачен старший офицер бригады чернорубашечников не ниже подполковника. Я это сужу потому, что на пленном, кроме черной униформы, на брюках были широкие красные лампасы. Все перипетии и подробности ночного боя, переговоры командования полка с командирами подразделений мне пришлось слышать лично, т. к. в эту ночь наряду с выходами на линию по устранению порывов, дежурил у примитивного полкового коммутатора. После напряженной, бессонной ночи очень хотелось спать и, чтобы как-то разогнать сон вышел на улицу, где стал невольно свидетелем допроса пленного офицера начальником штаба полка капитаном Лустиным.

Пленный офицер, как мне помнится, был мужчина 44-46 лет, среднего роста, упитанный и видимо хорошо понимал по-русски. Какие вопросы задавал ему начальник штаба, я не слышал, но на последний вопрос в ответ получил плевок в свою сторону.

Лустин, очевидно, от этой наглости итальянца, потерял над собой контроль. Выхватив изножен финку (такое холодное оружие для рукопашного боя тогда выдавали каждому рядовому), он ударил ею в грудь офицера. Итальянец упал наспину и стал конвульсивно дергаться. Лустин вытер лезвие финки о мундир итальянца и ушел в штаб полка. В  это время к месту допроса верхом на лошади подъехал сержант тот самый, который сменил меня на полковом ПСД, не слезая с лошади, он, висевшую у него за плечами винтовку СВТ (самозарядная винтовка Токарева) снял и дважды выстрелил в бившегося и конвульсиях чернорубашечника. Итальянец сразу же затих.

Убрав за спину СВТ, сержант при этом заявил, что сделал это он для того чтобы прекратить страдания итальянца. Что и говорить? Я в буквальном смысле был потрясен этим неординарным зрелищем. Однако, вернемся к основным событиям, которые развернулись вокруг окруженной группировки противника. Ночь на 24-е декабря была очень тревожной. По всему фронту окружения шла ружейно-пулеметная перестрелка, часто рвались мины и изредка артснаряды. То тут, то там вспыхивали ракеты. Противник явно занимался перегруппировкой своих частей. Кстати, это выявили и наши полковые разведчики. 24 декабря, как только стало светать, противник, теснимый со всех сторон соединениями 1-й гвардейской армии, командование окруженной группировки противника, видимо, приняло решение - не считаясь ни с какими потерями прорваться через наши боевые порядки и уйти на запад. На этот раз впереди итальянцев цепью шли солдаты 298-й немецкой пехотной дивизии.

Многие из немцев, автоматчики полностью были в белых маскхалатах. Как и прежде, главный удар противник наносил вдоль дороги Арбузовка - Алексеево-Лозовское. Впрочем, другого направления для прорыва на запад у противника не было. Овраги, балки, которые имелись в изобилии слева и справа от станицы не только затрудняли движение пехотинцев,но и полностью исключали движение боевой техники и автотранспорта, а без них прорыв на запад в зимних условиях исключался.

Вскоре высота 204,5 и ее юго-восточные склоны, обращенные к станице, густо покрылись наступающей пехотой противника. Стрелковые роты 1-го батальона, ослабленные и измотанные непрерывными 2-х дневными боями, открыли огонь из всех видов стрелкового оружия. Беглый огонь по наступающему противнику вели и наши минометчики. Однако на этот раз дело пришлось иметь с немцами, которые по своим боевым качествам далеко превосходили своих союзников - итальянцев. Немцы, наступая сами, вели сильный огонь из всех видов стрелкового оружия, особенно из автоматов. Кроме того противники беглым огнем поддерживали 81 мм батальонные минометы. Невыдержав напора превосходящих сил противника, стрелковые роты 1-го батальона и правофланговая рота 3-го батальона, стали медленно отходить к окраинам станицы.

Мне, с промежуточного пункта связи, который находится примерно в 800 метрах от боевых порядков 3-го стрелкового батальона, куда я прибыл на рассвете, чтобы сменить дежурного телефониста. Хорошо было видно, как вдоль цепи отступающих стрелковых рот, вверх и вниз скакали два всадника, которые видимо, пытались остановить отступающие роты батальона. Как потом я узнал, это были командир и комиссар 1-го батальона. Последний в этом бою был тяжело ранен. Спустя некоторое время, мне пришлось видеть другой самоотверженный, я бы сказал героический поступок наших артиллеристов.Стоявшее на огневой позиции недалеко слева от ветряной мельницы 76 мм орудие вело беглый огонь прямой наводкой по наступающей пехоте итальянцев. В расчете орудия после 2-х дневных боев осталось всего два человека. Вот они то и вели огонь по противнику. Я видел, как от разрыва 76 мм снаряда вверх взлетали фрагменты человеческих тел, а в месте разрыва снаряда в толпе наступающей пехоты противника, образовалось пустое пространство. Однако это не останавливало противника. Он по трупам своих солдат шел вперед, надеясь, очевидно, что на сей раз прорыв на запад удастся. Наконец, волна, точнее, толпа наступающей пехоты противника достигла стрелявшего прямой наводкой орудия. К этому времени из расчета орудия остался в строю лишь один человек - командир орудия. Он отскочил к ветряной мельнице и из карабина стал стрелять по наступающему противнику. Больше я ничего не видел, т.к. получил приказ командира роты - срочно, бегом прибыть к штабу полка. Однако, отважный артиллерист остался жив.

Уже после успешного окончания сражения, я увидел его у штаба полка, куда привезли его орудие. Весь закопченный порохом, грязный в изорванном ватнике он попросил меня полить ему воду на руки. Когда он умывался, я сказал ему, что был случайно свидетелем его подвига вовремя боя. Я спросил его о том, что не было ли ему страшно, когда у орудия он остался один, Он усмехнулся и ответил, что он живой человек, а каждое живое существо боится смерти. Но в тот момент об этом он не думал. Надо только до конца исполнить свой долг. К сожалению, я больше не видел этого отважного и доблестного воина и не знаю, какую награду он получил за свой подвиг. Прибежав к штабу полка, я увидел, что все спешно готовятся к бою, проверяют оружие, заряжают диски автоматов. Оказывается, наш ротный командир старший лейтенант Казачков получил приказ - в течение 15-20 минут из личного состава роты связи свободных от дежурств на линиях связи, взводов разведки, ординарцев и другого личного состава сформировать сводную роту и быть готовыми к ведению боя. Примерно через 20 мин. в строю перед штабом полка стояло 60-65 человек. Тем временем к нашему строю подошел быстрым шагом комиссар полка. Он был чем-то расстроен. Это был батальонный комиссар, фамилию которого я, к сожалению, не помню. Указав рукой в ту сторону, где гремел бой, он сказал, что там, на окраине станицы, в окружении противника, вместе с группой бойцов разведбата дивизии ведет бой комиссар нашей дивизии полковой комиссар Лисичкин. Наша задача заключается в том, чтобы ударом во фланг наступающему противнику прорваться к группе комиссара дивизии, освободить их и помочь нашему первому батальону остановить противника. Нам на помощь спешит 102-й гвардейский стрелковый полк нашей дивизии. Далее батальонный комиссар добавил, что в атаку он нас поведет лично. Не скрою, нас всех тогдаздоровоэто воодушевило. Выхватив из кобуры пистолет, он приказал нам развернуться в цепь. По фронту цепь получилась в пределах 110-120 метров. Я оказался на ее левом фланге, но не на самом ее краю, левее меня было еще 6-8 человек. За 20-25 мин, где быстрым шагом, где бегом мы достигли места боя. Открыв огонь из имеющегося у нас оружия у меня, например, был автомат и 2-а запасных диска, ударили по флангу наступающему противнику. Для противника наша атака, хотя и небольшими силами, была, очевидно, неожиданной. Он на некоторое время замешкался и приостановил движение. Это дало возможность полковым разведчикам во главе с комиссаром полка прорваться к группе полкового комиссара Лисичкина. К сожалению, к этому времени в группе в живых осталось всего несколько человек. Погиб и комиссар дивизии полковой комиссар Лисичкин. Для меня и по сей день остается загадкой - почему комиссар дивизии бросился к наиболее угрожаемому участку боя с небольшой группой солдат. По-видимому, он хотел личным присутствием воодушевить личный состав батальона, чтобы они приостановили отход к станице. Оправившись от нашего пусть даже неожиданного удара противник, подгоняемый немецкими автоматчиками и, обладая большим численным превосходством на этом направлении, стал нас теснить. Отстреливаясь, мы стали медленно отходить к окраинам станицы. Рядом со мной, стреляя короткими очередями из автомата, отходил сержант командир отделения первого взвода нашего полка. Он вдруг на миг остановился, а затем ничком рухнул на землю. В тот момент подойти к нему и узнать, что с нимслучилось, я не мог. Кругом шла такая отчаянная стрельба с обеих сторон, что было не до этого. Кроме того, я тогда, видимо изрядно растерялся от столь неординарнойобстановки ближнего боя. Я стрелял, очевидно, в кого-то попадал, но помню все это смутно в каком-то тумане вероятно оттого, что мое сознание в то время работало в другомрежиме. До ближайших домов станицы осталось совсем немного, уже заполыхали огнемнесколько ее домов, не знаю, что было со мной и моими товарищами по роте, если бы бойпродолжался в таком режиме. В этот критический момент в нашем тылу раздался какой-точудовищный рев. На небе появились огненные кометы, которые стали падать и со страшным треском, рваться в боевых порядках наступающего противника. В считанные секунды вся высота 204,5 и ее склоны были накрыты огнем наших гвардейских минометов (катюш). Вверх взлетали фрагменты человеческих тел, сами люди, а вся высота в одночасье покрылась огнем и дымом.

Это было очень страшно. Страшно еще и потому, что ракеты рвались от нас в непосредственной близости, а мы не были предупреждены о том, что по противнику ударят «КАТЮШИ», а поскольку ракеты рвались в непосредственной близости от нас, мы сами попадали на землю. Когда дым немного рассеялся, мы увидели, что по склонам высоты 200,4 обратно в хутор Арбузовка бегут лишь одиночные, без оружия, обезумевшие от удара гвардейских минометов солдаты противника, а вся высота покрыта трупами только что наступающих итало-немецких войск. Тем временем в нашем ближнем тылу нарастало громкое «Ура». Через боевые порядки нашего полка перешел 102-й гвардейский стрелковый полк нашей дивизии. Придя немного в себя от всего пережитого, и, конечно же, в первую очередь от перипетии ближнего боя, я сел на землю, стараясь, как говориться, врубиться в обстановку. В это время мимо меня быстрым шагом проходил сержант в телогрейке и с автоматом в руке. Увидев меня и заметную растерянность на моем лице, остановился. Сержант был старше меня значительнее, на миг задумался, а затем сказал: «Ничего солдат, ты еще молодой и, если останешься живой привыкнешь ко всему, даже к этому». На этом событии, практически закончилось участие нашего полка в ликвидации, окруженной в районе хуторов Журавка - Арбузовка, станицы Алексеево-Лозовское, основных сил 8-ой итальянской армии. Наш 100-й гвардейский стрелковый полк до конца выполнил свою задачу - не пропустил, через свои боевые порядки, противника на запад. За время 3-х дневных тяжелых боев потерял, если судить по разговорам штабных офицеров, около 30% своего личного состава, связисты - значительно больше. Во взводах связи батальонов в строю осталось по 3-4 человека, наша рота потеряла 10 человек убитыми и раненными.

Вскоре противник, окруженный плотным кольцом наших войск и понесший огромные потери, капитулировал. В районе хуторов Арбузовка - Журавка, по официальным данным сдалось более 15 тысяч солдат и офицеров противника. Нашим войскам достался весьавтотранспорт в основном в исправном состоянии, вооружение и другое имущество, но главное - это автотранспорт, в котором мы очень нуждались. Тогда я впервые увидел итальянские грузовые машины, где мотор располагался в кабине водителя, а сама кабина поднималась вверх, давая возможность водителю обслуживать двигатель.

Две другие итальянские дивизии 8-й армии — пятая «Коссария» и вторая «Сфорцеска», не попавшие в окружение в районе хуторов Арбузовка – Журавка, попали под удар войск Воронежского фронта и так же были полностью разгромлены.

8-ая Итальянская армия (командующий генерал Мессе) имела к осени 1942 года в своем составе пять пехотных дивизий и две бригады чернорубашечников - гвардии Муссолини общей численностью 250 тысяч солдат и офицеров, потеряла убитыми, пленными и раненными половину своего состава. Много итальянцев погибло в боях под Сталинградом. Но и те, которым как-то удалось спастись, не все вернулись домой в Италию. Они нашли свою смерть от рук гитлеровских палачей. Это произошло во Львове летом 1943 года, когда режим Муссолини потерпел полный крах, а Италия вышла из войны и присоединилась к антигитлеровской коалиции. Личный состав нашего полка, измотанный почти непрерывным 3-х дневным сражением в зимних условиях, стал собираться у своих сборных пунктов, приводить себя, оружие и технику в порядок, и отдыхать. Где-то 24 или 25-го декабря, я теперь точно не помню, командованию полка стало известно, что в ночь на 24-е декабря противнику - автоматчикам из 298-й немецкой пехотной дивизии удалось окружить, а затем взять в плен 15 или 16 красноармейцев из состава 2-го батальона полка и здесь же на берегу ручья расстрелять всех до единого. Эта варварская акция гитлеровцев, возмутило командование полка, которое решило ответить адекватно и даже с «присыпочкой» сразу же после окончания сражения. Я полагаю, что это было сделано с разрешения вышестоящего командования. На другой день мы связисты роты связи приступили к снятию, проложенных в ходе боев, кабеля связи как своих, так и трофейных. Все имущество приводили в рабочее состояние. На все эти работы ушло почти 2-е суток. В течение этих 2-х дней, мне и моим товарищам связистам, чтобы забрать трофейные кабеля связи и телефонные аппараты, пришлось побывать на поле боя перед фронтом обороны 2-го и 3-го батальонов и даже пройти вглубь территории, откуда итальянцы вели наступление. То, что мы увидели на бывшем поле боя не поддается описанию и привело нас в состояние близкое к шоковому.

В результате фланкирующего и кинжального огня наших пулеметчиков, все поле было густо усеяно трупами убитых чернорубашечников. Они лежали почти рядами, словно специально положили. Лежали один рядом с другим в своих добротных шинелях на козьем меху. Среди трупов чернорубашечников лежали, правда, в небольшом количестве, и трупы наших солдат, вероятно, погибших во время наших яростных контратак. В целом, это напоминало поле боя у «Батареи Раевского», после очередной неудачной атаки французской пехоты на эту батарею и яростной контратаки русских гвардейцев во время знаменитого Бородинского сражения в августе 1812 года (Л.Н.Толстой «Война и мир» кн.2).

Такого большого количества погибших солдат и офицеров противника на поле боя за всю Великую Отечественную войну я больше не видел. Кстати, на высоте с отметкой 204,5 м, которая была местом наиболее ожесточенных боев 23 и 24-го декабря и накрыта залпом наших гвардейских минометов «Катюш» я не был, но, по словам наших связистов, которые побывали там, она представляла собой ужасное зрелище. Повсюду валились фрагменты человеческих тел, а число убитых солдат и офицеров противника исчислялись сотнями. За два дня, в течение которых мы приводили себя в порядок, наша рота связи пополнилась связистами стрелковых батальонов. Там, во взводах связи, осталось по 3-4 человека. 30-го декабря 1942 года наша дивизия, согласно приказу командующего Юго-Западным фронтом, оставила поле Сталинградской битвы. Она получила другую задачу - вместе с другими соединениями 1-й гвардейской армии приступить к освобождению Украины.

 

 3. Бросок к Днепру и отход к Северному Донцу.

Во второй половине дня 30-го декабря 1942 г. подразделения нашего полка, заняв крупный населенный пункт - хутор Полтавка, вышли к городу Чертково.

Попытка с ходу овладеть городом окончилась неудачей. Противник встретил наступающие батальоны массированным огнем изо всех видов оружия. Это заставилонаступающих сначала залечь, а затем отойти к хутору Полтавка, где и закрепиться. Но возникает вопрос — почему немцы снова оказались в Чертково? Ведь еще 27-го декабря Совинформбюро сообщило на всю страну, что город Чертково и железнодорожная станция освобождены от немцев. Видимо, здесь налицо просчеты нашего командования. История Гражданской войны, воин XX века учит, что огульное наступление без закрепления за собой важных стратегических пунктов, в условиях отсутствия сплошного фронта, изначально таит в себе угрозу удара во фланге и тыл наступающим войскам или даже их окружения. Надо полагать, что немцы оценив обстановку и введя в дело свои резервы, снова овладел гор. Чертково. Естественно, это был неприятный сюрприз для нашего командования. К нашему приходу, противник капитально и со знанием дела, организовал систему огня на подступах к городу. Вот почему, напоровшись на организованный огонь врага, наши батальоны были вынуждены отойти к хутору Полтавка. Хутор Полтавка тогда находился в 3-3,5 км от города. В нем разместился штаб нашего полка и наша рота связи. Для того чтобы читатель имел приблизительное представление о характере местности, где в ближайшие дни должны развернуться события, к которым я имел прямое отношение и, которые запомнились мне навсегда. Хутор Полтавка - довольно крупный населенный пункт, утопающий в зелени садов и огородов. Примерно у его центра в сторону города начинался глубокий и широкий овраг, изрезанный балками и крутыми откосами. По мере приближения к городу, овраг заметно суживался. По обеим сторонам оврага простиралось, почти до окраин города, пахотное поле, покрытое неглубоким снегом. Таким образом, местность в целом, для обороны города была благоприятной для противника.

Весь день 31-го декабря полк и приданные ему незначительные, по своему составу артиллерийские подразделения готовились к штурму города. Не сидели без дела и связисты роты связи. По дну оврага мы проложили несколько кабельных линий, а по опыту предыдущих боев у хутора Арбузовка, в балках оврага разместили промежуточные пункты связи, где установили дежурство. Дали провод на НП командира 120 мм полковой минометной батареи, который размещался на вершине большого стога соломы, это слева от оврага, примерно, в 60-70 метрах от него.

В ночь на 1-е января 1943 г., наш сосед слева в результате ночной атаки овладел паровозным депо и прилегающими к нему строениями, это был несомненный успех. Естественно это встревожило противника. Поэтому, как только стало светать, девятка юнкерсов Ю-87 в течение получаса капитально бомбила депо и прилегающую к немуместность. Не встречая сопротивления со стороны наших войск, фашистские летчики, словно на полигоне сбрасывали свой смертоносный груз на головы наших гвардейцев. Было хорошо видно, как Депо, так и прилегающая к нему местность окуталась клубами черного дыма. Горели какие-то строения и само пожарное депо.

Трудно сказать — остался ли там кто-нибудь в живых из числа наших солдат, овладевших депо. Но, так или иначе, Депо снова перешло в руки немцев. За несколько минут до налета юнкерсов на депо, ко мне на промежуточный пункт связи прибыл Володя Кожанов, чтобы сменить меня на дежурстве. Кстати, Володя во время боев 22-24-го декабря у станицы Алексеево-Лозовское не участвовал, т.к. во время марша к станице так растер свои ноги, что не мог даже идти и несколько дней находился на излечении в санроте полка. Прибыв в свой батальон, Володя не нашел связистов своего взвода, т.к. в ходе боев 22-24 декабря тот понес значительные потери и был расформирован. Володю направили в роту связи полка, которая во время этих боев тоже понесла ощутимые потери. Первое января 1943 года в районе Чертково выдалось безоблачным и морозным.

Еще в сумерках батальоны полка стали выходить из хутора и развертываться в боевой порядок и занимать исходное положение для штурма города. Придя ко мне, Володя пожаловался, что сильно проголодался, т.к. проспал и не сумел позавтракать со всеми. Я дал ему белые булки и бараний жир, которые я раздобыл накануне в одном из пустующих домов хутора. Жители хутора накануне нашего прихода покинули свои дома, опасаясь бомбежек и артналетов. Уплетая булки с бараньим жиром, кстати, очень невкусным, мы с опаской поглядывали на юнкерсы, которые как раз над оврагом делали разворот на курс бомбометания. Один из фашистских пилотов решил, очевидно, немного порезвиться, благо по нему никто не стрелял. На предельно малой высоте он прошел над оврагом, строча из своих носовых пулеметов, и нервы у одного из солдат не выдержали. Он бросился бежать вдоль оврага в сторону хутора. Фашистский пилот на этот раз промахнулся. Сделав горку и развернувшись на 180-градусов, немецкий летчик снова спустился на предельно низкую высоту и снова открыл огонь из своих носовых пулеметов. Солдат так же развернулся и бросился бежать по дну оврага теперь уже в сторону Чертково. На этот раз фашист не промахнулся. Во время нашего «завтрака», недалеко от нас остановились два всадника, один из которых был командир первого батальона полка. Я узнал его, т.к. он неоднократно бывал в штабе полка. Это он во время критического момента боя 24 декабря у станицы Алексеево-Лозовское вместе с комиссаром батальона скакал на лошади вдоль фронта отступающей стрелковой цепи своего батальона. Бросив повод ординарцу, он направился внашу сторону, намереваясь очевидно, в этом месте, по балке выскочить из оврагав поле, где к этому времени подходили цепи стрелковых рот батальона. Увидев нас, уплетающих булки, остановился, посмотрел, затем спросил: кто такие и что вы тут делаете? Я доложил, что мы связисты. Не дослушав мой ответ полностью, и приняв нас за тех, кто под различными предлогами пытаются уклониться от штурма города, строго сказал: «Немедленно за мной наверх — в стрелковую цепь. Сейчас будет огневой надет артиллерии, затем - атака». Не оглядываясь, легко выскочил из оврага и пошел вдоль подходящей цепи пехоты. Комбат, по-видимому, решил лично повести батальон в атаку. Тогда это практиковалось сплошь и рядом. Взяв свой ППШ (пистолет пулемет Шпагина) вместе с Володей, у него был карабин, выскочили из оврага и присоединились к подошедшей цепи одной из рот первого батальона. Вскоре начался огневой налет нашей артиллерии по окраинам города. Артиллерийский налет продолжался около 30-ти минут и, видимо, был мало продуктивным, т.к. он не нарушил систему огня немцев. По сигналу красной ракеты мы ускоренным шагом, по покрытому снегом полю, двинулись к городу. Впереди наступающих стрелковых и пулеметных рот батальона с пистолетом в руке шел командир батальона. Он, очевидно, надеялся личным примером воодушевить солдат своего батальона на решительный штурм города. Он был в белом полушубке и заметно выделялся, среди наступающих. Это был командир выдающейся воинской доблести и отваги. У меня в памяти навсегда осталась картина этой драматической атаки.

По ровному заснеженному полю двигались цепи стрелковых рот полка. Сказать, что в ротах было много солдат, было бы неправильно. В стрелковых ротах личного состава была половина штатной численности. И не одного выстрела со стороны противника. Враг затаился и что-то выжидал. Так оно и случилось. Подпустив нас на 300-350 м. противник открыл ураганный огонь из минометов и всех видов стрелкового оружия.

По инерции мы еще пробежали 20-40 метров и были вынуждены залечь. Когда мы бежали, т.е. шли быстрым шагом, недалеко справа от Володи разорвалась 81 мм мина.

Мимо меня, с характерным только для осколков мины визгом, пролетели ее осколки. Но Володя! Он упал, затем вскочил на ноги, сделал два-три шага вперед и снова упал. Я, несмотря на массированный ружейно-пулеметный огонь немцев, бросился к нему. Он лежал ничком, уткнувшись в снег. На мой вопрос: «Володя, что с тобой, ты что ранен?». Он ничего не ответил. Перевернув его на спину, увидел, что вся его нижняя часть лица была в крови.

Перевязывать его там, под убийственным огнем немцев, было бы чистым безумием, да и перевязывать я толком не умел. Недолго раздумывая, я взял его сзади за ворот шинели и по снегу волоком потащил его к оврагу. Хорошо, что до оврага было не более 30-40 метров. С помощью подоспевшего санитара, спустил Володю в овраг, где санитар на скорую руку его перевязал. Далее на волокуше санитара повезли его на передовой перевязочный пункт батальона, который был развернут недалеко от начала оврага. Там мы сдали его санитарам перевязочного пункта. Дыхание у моего друга было неравномерным. На мои вопросы не отвечал. Поскольку его шинель была вся в крови, полагаю, что он получил ранение не, только в нижнюю часть лица, но и в грудную клетку. Ранение осколочное в грудную клетку, как правило, было смертельным.

Если он вскоре умер, после нашего ухода на перевязочном пункте, то, вероятнее всего, был похоронен в одной из братских могил на окраине хутора Полтавка, однако точно сказать не могу, потому что не знаю. Павших в бою за Чертково солдат хоронили в братских могилах - воронках от авиабомб (это я видел собственными глазами), может быть, даже не вынимая документы. В самом деле, кто из членов похоронной команды захочет возиться в пропитанной кровью шинели и гимнастерке солдата, чтобы извлечь его документы. И еще: может быть во время нашего отступления к Северному Донцу в феврале 1943 года, документы о его смерти были утеряны, но это мало вероятно потому, что эти события произошли спустя более 40 дней.

Вот так внезапно, трагически в первом же бою закончилось участие моего друга детства Володи Кожанова в Великой Отечественной войне. Его мать, словно предчувствуя, что единственного сына она видит в последний раз, на наших проводах в армию, рыдая несколько раз, падала в обморок. Однако вернемся к событиям того дня. Вернувшись на свой промежуточный пункт связи, я доложил по телефону о случившемся. Командир роты, выслушав мой доклад, немного помолчал, а затем спросил о том, что я знаю о командире 1-го батальона. Я ответил, что хорошо видел его справа от себя, примерно, в 200 метрах. Он шел впереди стрелковых цепей своего батальона, но как только противник открыл огонь, он, как и вся стрелковая цепь упал на снег. Больше я его не видел т.к. был занят с раненным В. Кожановым. Впоследствии, что комбат один, погиб на поле боя, погиб одним из первых. Его тело, вынесенное с поля боя ночью, было буквально изрешечено пулями врага.

Мне было искренне жаль этого доблестного и отважного воина, и прекрасного командира.

Отошли на исходные позиции и другие батальоны нашего полка. Наши потери, при этом, были очень чувствительными. Из разговоров, которые велись в штабе полка между офицерами и по телефону, я узнал, что успеха не было и у нашего соседа слева.

Противник крепко держался за Чертково, оттягивая на себя значительные силы нашей армии, и похоже он этого добился. Неудача со штурмом городазаставила наше командование сделать для себя определенные выводы. Немцы — противник гораздо серьезней итальянцев, с которыми мы до этого имели дело. К нам на помощь подошли новые артиллерийские части и подразделения. Но подготовиться к арт. подготовке, чтобы она была продуктивной, им не удалось, не хватило времени. Всех подгонял категорический приказ командарма - в кратчайший срок ликвидировать окруженную в Черткове группировку противника. На рассвете 4-го января - началась артподготовка. Теперь уже отдельных выстрелов слышно не было, они слились в один громоподобный гул. Однако и противник за предоставленное ему время не сидел, сложа руки. Немцы, как кроты, ушли в землю, умело превратили жилые дома окраин города в хорошо защищенное от огня огневые точки. Поэтому достать их там было делом не простым. Для того чтобы надежно подавить или уничтожить его огневую точку в ходе артиллерийской подготовки, требовался огонь прямой наводкой орудия калибра не менее 76 мм. По ряду причин объективного и субъективного характера такой огонь не велся. Поэтому поднявшуюся на штурм нашу пехоту, враг встретил плотным и хорошо организованным огнем из всех видов оружия. Штурм города снова был отбит с тяжелыми для нас потерями.

В ночь с 5-го на 6-е января, наш полк снова пытался, теперь уже в ночное время, прорваться в город и снова был отбит, хотя на этот раз атакой полка лично руководил командир полка, который находился в боевых порядках наступающих батальонов. В этом бою он был тяжело ранен пулей в шею. Почему он ночной атакой полка не руководил со своего КП, а находился в боевых порядках стрелковых батальонов, сказать не могу - не знаю. Очевидно, на это были серьезные причины. Стало совершенно ясно, что пара еще таких штурмов и полк останется без пехоты. Противник капитально укрепился в городе, хорошо пристрелял лежащую впереди местность, а на отдельных участках ее даже заминировал. Естественно, надо было искать какое-то другое решение, поэтому на некоторое время на участке действий полка наступило относительное затишье. В это же время изрядно поредевшие стрелковые батальоны полка получили незначительное пополнение за счет капитальной чистки тыловых подразделений. Однако толк от этого пополнения был минимальным. В тыловых подразделениях были солдаты старше 45 лет, слабо владеющие своим оружием. В командовании полка вступил подполковник А.Н. Лобанов - боевой офицер. Однако, оперативная обстановка в полосе действии нашей 1-й гв. армии складывалась не в пользу немцев. Назревала угроза потери противником крупной ж/д. станции и узла автодорог г. Миллерово. С потерей Миллерово, немцы лишались возможности отвода, через этот город, окруженной в г. Чертково, своих войск в южном направлении. Естественно, противник забеспокоился. Поэтому с целью проверки прочности позиции наших войск, штурмующих город, провел разведку боем. На рассвете 11-го или 12-го января, точно не помню, до 10-и немецких танков с автоматчиками на броне, без артналета внезапно атаковали позиции нашего бывшего соседа слева. Относительно легко прорвав оборону наших войск, не ожидавших такого коварства и прыти от окруженных в городе немцев, стрелковые подразделения стали беспорядочно отходить в направлении хутора, где на закрытых огневых позициях находились артиллерийские подразделения дивизии. Немцы на плечах отступающих напали на штаб 41-й гвардейской стрелковой дивизии. Подробности случившегося, я узнал из рассказа моего знакомого еще по Саранскому ВПУ, который служил в штабе этой дивизии писарем и из других источников. Так это было, или иначе мне лично видеть или наблюдать не пришлось, т.к. наш полк к этому времени был выведен из-под Чертково. Однако, больше о 41-й гвардейской стрелковой дивизии, несмотря на то, что она организованно входила в состав нашего 4-го гвардейского стрелкового корпуса, слышать не приходилось.

Мне так же неизвестна судьба, окруженной в г. Чертково, группировки противника. По всей видимости, ей все же удалось прорваться в Миллерово и, в конечном счете, уйти на юг Украины - в Донбасс. Если было бы иначе, то об этом было бы, безусловно, сообщено в сводке Совинформбюро, или как-то отражено в истории Великой Отечественной войны. Там об этом ни слова. В ночь на 11-е января связисты получили приказ - снять ранее проложенные кабели связи и быть готовыми к маршу.

Утром следующего дня, полк походным порядком двинулся на запад в сторону г. Беловодск. Кто нас сменил под г. Чертково и сменили ли вообще я не знаю, т.к. сменявших войск не видел.

В боях за Чертково наш полк понес тяжелые потери. В стрелковых батальонах осталось по 70-80 человек активных штыков. В годы Великой Отечественной войны в стрелковых и механизированных частях и соединениях военнослужащих условно делили на две категории — активных и поддерживающих штыков.

К активным штыкам было принято относить, естественно, без учета офицерского состава — рядовых младших командиров стрелковых, пулеметных подразделений, а так же бронебойщиков отдельных взводов ПТР батальонов. К поддерживающим — всех артиллеристов, минометчиков, зенитчиков зенитных подразделений полка и т.д. Так вот, основу, т.е. становой хребет любого стрелкового соединения, части, подразделения составляют вот эти так называемые активные штыки. Это на их плечи легла основная тяжесть ведения войны. Это на их долю выпали самые большие потери в ходе Великой Отечественной войны. Не ошибусь, если скажу, что из 8 млн. 658 тыс. солдат и офицеров, павших смертью храбрых на поле брани, не менее 70% были солдаты и офицеры нашей славной пехоты.

Кроме того, следует заметить, что убыль младшего офицерского состава, на котором держится все и в наступлении, и в обороне был особенно велик.

Несколько дней полк вел бои за г. Беловодск, где тоже понес ощутимые потери. Кстати, тогда сплошного фронта не было. Противник отходил на запад вдоль магистральных автомобильных дорог, задерживаясь лишь на короткое время в крупных населенных пунктах. Мы же преследуя противника, двигались по проселочным дорогам, обходя крупные населенные пункты, занятые противником, не ввязываясь с ним в затяжные бои за эти пункты. В конечном счете, он, боясь окружения, был вынужден их оставить, иногда очень поспешно. Вместе с тем, это было достаточно трудным делом — передвигаться по проселочным дорогам, так как сильно изматывались не только люди, но и лошади — основная тяговая сила в звене рота — полк. Задержавшись на несколько дней в крупном селе Бондаревка, где немцы ожесточенно сопротивлялись, подразделения полка 21-го января вошли в хутор Запорожец. Хутор находился примерно в 5-6 км от г. Старобельска. Когда мы входили в хутор, то обратили внимание на то, что у въезда в хутор, поперек дороги вправо и влево в полный человеческий рост была вырыта траншея и оборудованы площадки для установки пулеметов. Планировка хутора в то время напоминала букву «Г», с той лишь разницей, что верхняя часть буквы была направлена в противоположную сторону. С наступлением темноты в хутор стали входить наши танки в основном Т-34, но были и легкие Т-70. Я, например, насчитал их около 25 штук. Из разговоров офицеров роты я узнал, что эти танки — отдельной танковой бригады имеют задачу завтра вместе с частями нашей дивизии взять г. Старобельск. Поскольку к нашему приходу в хуторе находилось уже достаточно войск, то нам пришлось разместиться в двух крайних домах хутора прямо у въезда. Кстати, один из танков прибывшей танковой бригады, кажется, это был Т-34, остановился прямо у тыловой части дома, в котором разместилось командование роты и наш взвод. Поужинав, мы стали укладываться спать, удовлетворенные тем, что завтра, на штурм Старобельска, наш полк будет наступать вместе с танками.

Командный состав роты и старшина роты, естественно, занял лучшее место в доме в зимних условиях - залез на печку и разместился на ее теплых кирпичах. Остальная часть личного состава - на полу вповалку. Мне удалось устроиться то же на полу, но в простенке между печкой и торцевой стороной дома, гдетоже было относительно тепло. Положив автомат между ног, и надвинув шапку на лоб, я сразу же заснул, несмотря на то, что нас нещадно грызли насекомые - вши, которые, вылезая из швов нижнего белья особенно, когда мы находились в тепле, как голодные шакалы набрасывались на нас, вызывая сильнейший зуд и не давая спать. Мы не меняли белье и не мылись в бане около 3-х месяцев. На рассвете нас разбудила пулеметная очередь и рев танкового мотора. Затем сруб нашего дома с фундамента поехал вниз, а вместе со срубом дома заодно и печка, на которой почивал командный состав роты. Все это сопровождалось невероятным скрежетом. Естественно, все кто лежал на печке полетели вниз на лежавших на полу солдат. Одновременно с грохотом падающих на пол кирпичей, скрежетом все еще ползущего дома раздался вопль: «Это немецкие танки» Не разобравшись со сна в чем деле и оказавшись на полу, закричал во всю мочь старшина роты. Послышались стоны и вопли, придавленных кирпичами солдат и, конечно, трехэтажный русский мат. Несмотря на то, что движение сруба с фундамента прекратилось, мы в панике и полной темноте, мешали друг другу, метались по комнате. Разумеется, мы бросились к входной двери, чтобы выскочить на улицу. Но не тут-то было. Дубовая дверь оказалась накрепко заклинена покосившимся срубом. Тогда, видимо, у многих мелькнула мысль, что мы погибнем под развалинами дома, если танк повторит свой маневр.

Обстановку разрядил солдат, который карабином выбил оконную раму. Сразу выбраться из дома через окна нам не удалось. В темноте и спешке нам что-нибудь мешало. Не буду подробно описывать нашу «эвакуацию», скажу лишь одно — она носила достаточно неорганизованный характер. Выбравшись на улицу, мы первым делом бросились в траншею, которая как я уже писал выше, была рядом. Конечно, никаких немецких танков мы не обнаружили. Рядом с домом по-прежнему стоял наш Т-34 с работающим мотором. Придя в себя от столь неординарных потрясений, мы все бросились к танку, требуя от его командира объяснения случившегося. По его словам, он получил приказ - быть готовым к движению на исходный рубеж для наступления. Что же касается дома, то водитель танка в темноте видимо случайно зацепил корпусом танка угол сруба дома, и он попросил за его неумелые действия извинения. Затем, дав очередь из крупнокалиберного пулемета вверх, командир танка приказал водителю начать движение. Обдав нас дымом и снегом, танк скрылся между строениями хутора.

В итоге «умелого» маневрирования танкистов несколько человек, в т.ч. и ротный командир, получили ушибы, травмы ног, головы и других частей тела. Внутри же дома все было разворочено и разбросано. Однако на этом эпизоде, наши «приключения» в этот день не закончились.

Как только рассвело и стало хорошо видно, началась артиллерийская подготовка, которая продержалась порядка 30 минут и была довольно мощной. Насколько была она продуктивной, судить не берусь, но потому как к вечеру 22-го января немцы были выбиты из г. Старобельска - значит, артподготовка свою роль выполнила.

После артподготовки, стрелковые батальоны нашего полка и других частей дивизии, при поддержке танков, перешли в наступление. Закипел ближний бой. Слышались частые выстрелы танковых пушек, разрывы снарядов и гранат. Немцы оборонялись умело и ожесточенно, часто при поддержке танков, переходили в контратаки. Контратакуя, немцы, иногда, создавали опасные ситуации даже для командного пункта полка. Об одной из таких танковых контратак немцев во фланг наступающим подразделениям полка, едва не закончилась для многих из нас трагически, но речь об этом пойдет ниже. Ожесточенность боя явно нарастала, и командованию полка срочно потребовалась устойчивая связь с батальонами и приданными средствами усиления.Небольшая группа связистов первого взвода, убывшая вместе с командиром роты и штабом полка, с такой задачей справиться не могла. Поэтому мы получили приказ - роте с имуществом связи прибыть на КП полкав готовности к наведению линий связи. К этому времени в хутор вошли подразделения других частей, артиллерия и обозы с имуществом и другимснаряжением. Дорога к Старобельску шла через небольшой лесной массив, который отхутора находился в 1000-1500 метров. Приказ на движение к городу, видимо, получили идругие части и подразделения, которые находились в хуторе. По всем дорогам внаправлении города сразу двинулись стрелковые и арт. подразделения разных частей.Конечно, все перемешалось, Так, например, впереди нашей роты на дистанции 100-120 метровдвигалось на конной тяге 76 мм орудие Зис-3, по тому времени самое современноеи скорострельное. Идя но дороге в сторону г. Старобельска, мы прислушивались к шуму боя, который то приближался, то внезапно удалялся. Это нас, конечно, настораживало.

Когда до лесного массива оставалось не более 300 метров, среди колонны солдат, идущих справа, от нас, это примерно в 200 метрах, стали рваться 75 мм снаряды танковых пушек. Почему именно танковых? спросит читатель. Да потому, что в пределах 1000 метрахскорость полета снаряда танковых пушек почти в два раза выше скорости звука. Поэтомумы сначала видим и слышим разрыв снаряда, а уж потом отрывистый резкий звук выстрела танковой пушки. Для всех нас, идущих в город, это был как гром среди ясногонеба. Ошеломленные внезапным появлением немецких танков на окраине лесного массива - недалеко от хутора, когда бой шел за город Старобельск, повергло нас в состояниеблизкое к шоковому. Затем, мы все бросились в рассыпную и во всю мочь, обгоняя друг друга, устремились обратно к хутору, надеясь укрыться там от снарядов немецких танков. Немцы, как правило, вели огонь из орудий в произвольно сбившиеся группы нашихсолдат, поэтому я по возможности стал держаться в стороне от этих групп. Масло в огоньпаники подкинули ездовые той самой пушки Зис-3, которая двигалась впереди нашейроты. Как только стали рваться снаряды танковых пушек, расчет орудия и ездовыеразвернули пушку стволом к лесному массиву. Отстегнув постромки от передка, ездовыена полном галопе, стегая плетками своих коней, с шумом и гамом помчалисьв сторону хутора. Тем временем, расчет 76 мм орудия пытался привести его в боевое положение и сумел даже зарядить оружие, но выстрелить не успел. Увидя бегущих в панике солдат, расчет сам обратился в бегство, да так резво бежал, что даже спустя, примерно, 1,5 часа, когда мы снова подошли к орудию ни ездовых, ни расчета у орудия еще не было. Когда мы все в панике бежали к хутору и почти достигли его первых домов, на его окраину, обращенного к лесному массиву, на большой скорости выскочил виллис.

Из него вышел офицер в звании не ниже полковника, т.к. был о папахе. Выхватив пистолет, он громким голосом закричал: «Стойте! Стойте! Ложитесь, куда бежите! и далее - полковник! Остановите бегущую пехоту». В это время мимо него с шумом и гамом мчались ездовые того орудия, которое они оставили у лесного массива. На окрик офицера - в чем дело и куда так мчитесь канальи? они громко закричали, что на опушку леса вышли немецкие танки, и они идут сюда. Затем они, нахлестывая коней, помчались дальше теперь уже по улице хутора. Этот галоп и ответ ездовых, привел в замешательство и вызвал панику у обозников, вооруженных, как правило, лишь карабинами, из которых они вряд ли когда-либо стреляли. Пытаясь остановить панику, офицер стал стрелять в воздух, призывая солдат остановиться. Но это было бесполезно. Разрывы снарядов подгоняли нас, как борзые собаки зайца на охоте. Не могу сказать, что бы случилось, если бы снарядне разорвался на крыше дома, возле которого стоял офицер и его виллис.

От взрыва снаряда во все стороны, кувыркаясь, полетели куски бревен от перекрытия крыши, доски и все, что находилось на чердаке дома. Один из кусков бревна или доски ударил офицера в спину и, очевидно, в шею. От удара он немного наклонился, а затем, быстро вскочив в свой виллис, на большой скорости умчался прочь. Напрашивается вопрос: откуда я все это знаю? Дело в том, что я и еще несколько незнакомых мне солдат, уже как 2-3 минуты были в одном из полуразрушенных домов, со страхом наблюдая, как в панике от лесного массива к хутору бежали солдаты, между которыми рвались снаряды немецких танков. Поэтому все, что происходило вблизи и вокруг меня, слышал и видел собственными глазами. Я полагаю, что танки противника не вошли в хутор и не сделали кровавое месиво из наших тыловых подразделений — заслуга расчета 76 мм орудия, который по каким-то причинам задержался в хуторе и к моменту описываемых событий выехал лишь на его окраину. Увидев и услышав разрывы танковых снарядов и бегущую к хутору в панике пехоту, он сноровисто привел орудие в боевое положение и открыл такую частую стрельбу в сторону лесного массива, что создал впечатление - огонь ведет целая батарея. Я не видел результатов этой отчаянной стрельбы, но, сделав еще несколько выстрелов по домам хутора, немцы не стали испытывать свою судьбу и, развернувшись, ушли в юго-западном направлении. Примерно через 1,5 часа придя в себя после этих потрясений, в которых к счастью из числа личного состава роты пострадало всего несколько человек и мы снова по той же дороге, по которой шли раньше, двинулись обратно к городу. Подойдя к брошенному орудию, мы были удивлены тем обстоятельством, что ни расчета, ни ездовых у орудия еще не было. - Вот сукины дети дали деру! Мы здорово бежали, а они видимо переплюнули нас, - заметил один из солдат, подходя к оружию. Тем часом, стоявшие у орудия солдаты с любопытством стали его рассматривать, а некоторые, чересчур любопытные, стали крутить механизм вертикальной и горизонтальной наводки. Не знаю, сколько бы продолжался осмотр орудия и разговора вокруг него, если бы один из любопытных случайно нажал на спусковой механизм орудия. Орудие выстрелило. Естественно, никто из нас не предполагал, что оно было заряжено. Поэтому, выстрел поверг нас всех в шоковое состояние. Поскольку орудие в боевое состояние приведено не было, оно, подпрыгнув, стремительно дернулось назад. И сразу же послышался вопль одного из солдат, он получил серьезную травму ноги. Травмы, правда, незначительные, получили еще несколько любопытных. Я отделался лишь испугом. Бросив осмотр орудия, мы направились к городу.

Подходя к нему, мы встретили группу солдат 3-го батальона, которые несли, своего командира - капитана Светлова, раненного в обе ноги. Этот отважный офицер, батальон которого во время боя оказался отрезанным от основных сил полка, несмотря на тяжелое ранение, руководил батальоном, который отразил все атаки немцев. В этом бою отличился ст. лейтенант Николаев, который в тяжелейшей ситуации прорыва группы пехоты и танков противника в район расположения командного пункта полка, возглавил его оборону и совместно с подошедшими подразделениями ликвидировал нависшую над КП полка угрозу взятия его фашистами.

Мы вошли в город, когда бой за него уже закончился, и немцы стали поспешно отходить в юго-западном направлении. Относительно быстро нашли штаб полка и часть своей роты вместе с ротным командиром. По словам наших товарищей, убывших вместе с командиром роты на первом этапе наступления, бой за Старобельск носил ожесточенный характер, изобиловал острыми моментами, и им даже пришлось участвовать в бою, защищая КП нашего полка. Разместились в нескольких домах на юго-западной окраине города. Поужинали тем, что приготовила тогда полевая кухня. Генерал армии В.И. Варенников в своих мемуарах («Неповторимое», часть 1, стр.236) пишет о том, что в Старобельске было захвачено много трофеев, в т.ч. и продовольствия. Я считаю, что это некоторое преувеличение. Я, как телефонист роты связи знал многое, часто бывал в штабе полка, слышал разговоры штабных офицеров, офицеров нашей роты, наконец, общался со знакомыми разведчиками взвода нашей разведки, но о больших трофеях речь не шла. С наступлением темноты я со своим приятелем был назначен в парный патруль с задачей - патрулировать часть улицы, в домах которой разместился личный состав роты. Взяв свои ППШ, мы вышли на улицу. Было сравнительно тихо. Правда, юго-западнее города - вдалеке за горизонтом были видны сполохи орудийных выстрелов. Однако на это мы не обратили никакого внимания. На войне к таким «мелочам» привыкаешь быстро.

Патрулируя улицу, мы медленно двигались вдоль улицы, тихо переговариваясь между собой. Примерно в половине десятого вечера мы заметили небольшую группу людей, которая шла вдоль улицы прямо на нас. Приведя свои ППШ в боевое положение, мы остановили их. Оказалось, что это были парни и девчата, примерно, нашего возраста. Увидя, что мы такого же возраста, как и они, бросились к нам, стали обнимать и целовать нас, называя освободителями. Затем пригласили нас в гости попить чая. Немного подумав, мы согласились с их просьбой учитывая, при этом, что немцев и след простыл, а дом в который нас при гласили, находился рядом. Конечно, мы поступиликрайне опрометчиво, и это для нас могло обернуться большими неприятностями. Однако молодость, усталость предвкушение встречи с молодыми людьми сделали свое дело. Придя в дом, мы застали там еще несколько молодых людей. Все они выражали неподдельную радость по случаю освобождения их от немецких оккупантов и их холуев-полицейских, державших их в постоянном страхе - отправка в рабство в Германию. Напоив нас чаем, хозяйка дома заметила, что у нас не все в порядке с наличием насекомых. Приготовив горячую воду, она как детей искупала нас, а ее две взрослые дочери раскаленным утюгом, как следует, обработали наше обмундирование. Нас с приятелем после купания замертво свалил сон. Однако, зная, что мы на службе и выполняем боевую задачу - несем патрульную службу, парни добровольно, но с нашего согласия эту службу несли они. Правда, мы договорились, что в случае каких-либо осложнений они немедленно нас разбудят.

Около 7-ми часов утра, когда было еще темно, нас разбудили. После нормального сна и купания, мы чувствовали себя превосходно, словно заново родившимися. Сердечно поблагодарив и попрощавшись с удивительно добрыми, сердечными людьми мы прибыли в роту. С того памятного дня прошло более 60 лет, но этот случай я запомнил навсегда.

Мне неизвестна дальнейшая их судьба, как сложилась личная жизнь этих двух прекрасных девушек. Очень хотелось, чтобы в личной жизни они были счастливы. Так могли поступать люди, воспитанные лишь советской властью. Утром наш полк из г. Старобельска двинулся дальше на запад. После кровопролитных боев за г. Чертково, боев за с. Бондаревка, г. Старобельск стрелковые батальоны полка сильно поредели.

Активных штыков, несмотря на капитальную чистку тыловых подразделений, можно было свести в 2-е роты и то неполного состава. Хорошо, что продвигаясь на запад, почти не встречали сопротивления немцев. Этому способствовало и то, что сплошного фронта у противника не было. Он отходил на запад, придерживаясь хорошо наложенных путей подвоза и эвакуации. Крупные населенные пункты, которые находились на пути нашего движения мы обходили стороной.

В ночь на 31-е января, я это хорошо помню, мы проследовали через г. Красный Лиман. Генерал В.И. Варенников в своих мемуарах утверждает, что наш 100-й гвардейский стрелковый полк вместе с частями 195 стрелковой дивизии нашего 4-го гвардейского стрелкового корпуса окружил и уничтожил в Красном Лимане крупную группировку противника («Неповторимое» кн. 1 стр. 238). Я полагаю, что глубоко уважаемый мною В.И. Варенников, в данном случае допустил некоторое преувеличение наших успехов. Надо полагать,что описание боя за освобождение Красного Лимана, он получил, вероятно, всего, из архива, а к данным источникам надо относиться с известной долей осторожности. Скорее всего, там было небольшое подразделение противника, игравшее роль прикрытия.

При приближении наших войск, немцы для видимости и с целью задержать, на некоторое время, продвижение наших подразделений, оказали небольшое сопротивление, а затем, боясь окружения на автотранспорте, укатили на запад. Правда это мое личное мнение, основанное на том, что наша рота связи в ночь 31-е января походным порядком проследовала через Красный Лиман. Мы не слышали никаких отзвуков боя. В этот же день наш полк, двигаясь на запад, без боя занял село Малая Еремовка и, несмотря на плохие погодные условия, продолжал развивать наступление на запад. Двигались в основном по проселочным дорогам, которыми противник пользовался редко, однако он иногда все же преподносил нам очень даже неприятные сюрпризы. Так, например, 2-го или 3-го февраля, теперь я уже точно не помню, такой сюрприз он нам преподнес. Двигаясь вдоль железной дороги на г. Изюм, недалеко от разрушенной будки железнодорожника, колонна полка на марше была внезапно атакована немцами.

Для своей засады они выбрали холмистую поросшую кустарником и молодым хвойным лесом местность, которая для этой цели подходила идеально. На ней без тяжелого вооружения можно было укрыть значительное количество личного состава.

Пропустив 1-й эшелон полка - взводы конной и пешей разведки, 1-й стрелковый батальон, штаб полка, комендантский взвод (около 10 чел.) со знаменем полка, противниквнезапно открыл сильный огонь изо всех видов стрелкового орудия и перешел в атаку. Для командования полка это была полная неожиданность. Здесь свою отрицательную роль сыграла присущая нам беспечность. Привыкшие к тому, что противник оказывал сопротивление в основном вдоль автомагистралей и у крупных населенных пунктов, сильно поредевшие подразделения полка «маршировали», если так можно выразиться, по местным грунтовым дорогам без достаточного охранения. Другого объяснения случившемуся я привести не могу. После некоторой растерянности 1-й эшелон полка во главе с командиром полка занял круговую оборону и открыл ответный огонь. Особенно интенсивный огонь по врагу вел расчет пулемета ДШКа из будки железнодорожника. Это до некоторой степени остудил пыл немецких вояк, но обстановка была все же критической. Немцевбыло значительно больше, они вели сильный огонь и перебежками приближались к штабу полка. Назревала угроза разгрома штаба и захвата противником знамени. 2-й эшелон полка тоже напоролся на массированный огонь противника. Послышались стоны и крики раненых. После некоторой неразберихи и замешательства, разобравшись в обстановке, 2-й эшелон, под командованием одного из командиров батальона, сам перешел в контратаку, пытаясь пробиться к штабу полка. Началась сильнейшая ружейно-пулеметная перестрелка. По немцам открыл огонь прямой наводкой взвод 45 мм орудий. Вот здесь мне, во второй раз, лицом к лицу пришлось встретиться с немцем. Держа автомат наготове к стрельбе, я обошел слева небольшую сопку и, как говорится, нос к носу встретился с ним. Немец был в белом маскхалате с красной сумкой через плечо. На мое счастье немец, с автоматом на шее, смотрел влево, где разгорелась сильнейшая автоматно-пулеметная перестрелка. Мне удалось опередить противника буквально на несколько секунд.

После моей короткой очереди, немец полетел вниз под откос сопки. Я в свою очередь отскочил назад за поворот сопки, лег на снег и открыл из автомата огонь по немцам, которые перебежками накапливались для атаки, используя в качестве укрытий кучи хвороста лежавшие между сопками. Вскоре подоспели мои товарищи по роте. Вместе мы открыли такой плотный огонь по этим кучам, что заставили укрывшихся там немцев в панике их покидать, забирая с собой раненных и убитых. Вскоре решительной атакой разведчиков и воинов 1-го батальона и встречной атаки вдоль железной дороги 2-го эшелона, угроза штабу полка была ликвидирована. Интересна такая деталь перед тем, как перейти в атаку, с целью прорыва кольца окружения, командир полка подал команду — «Знамя вперед» Увидя Знамя своего полка солдаты преобразились. Перед ними была святыня, которую они были обязаны защищать даже ценой собственной жизни. С невиданной яростью они бросились в атаку. Противник, в свою очередь, зажатый с обеих сторон, запаниковал и поспешно стал отходить. Конечно, в этой короткой, но яростной схватке подразделения полка, в т.ч. и специальные, понесли ощутимые потери. Так, например, немцам удалось огнем миномета со второго выстрела накрыть расчет крупнокалиберного пулемета. 81 мм мина попала прямо в будку железнодорожника, которая не имела крыши. Отважный расчет пулемета был выведен из строя полностью. Рота связи потеряла тоже три человека.

Такова была цена беспечности, проявленная командованием полка при проведении марша.

В начале февраля испортилась погода, временами шел мокрый снег. Мы были одеты по-зимнему, поэтому переходы для нас были очень тяжелыми. Кроме того, они приводили к выходу из строя нашей основной тягловой силы — конского состава. Обстановку усугубляло и отсутствие корма для лошадей. Чтобы как-то найти выход из создавшегося положения, многие подразделения полка стали использовать волов. Наш старшина роты ст. сержант Доценко, украинец по национальности, сделал это еще неделю назад. Волы, конечно, в ходу не так резвы как лошади, но чрезвычайно выносливы и не прихотливы к корму.

Преследуя отступающего противника, наш 100-й гвардейский стрелковый полк обошел г. Барвенково с севера и устремился к крупному железнодорожному узлу г. Лозовая. Станция Лозовая являлась базой снабжения 2-х немецких групп армии. Поэтому в Лозовой, занимавшей выгодное стратегическое положение размещалось большое количество различных складов — особенно с продовольствием и боеприпасами. Кстати, именно Лозовая была тем центром, где немцы сосредотачивали все награбленное на оккупированной территории, а затем вывозили в Германию Недалеко от железнодорожной станции находился большой склад с продовольствием. Он имел свои железнодорожные подъездные пути и был обнесен забором из колючей проволоки высотой не менее 2,5 метра. Однако, учитывая, что части Красной Армии развивают стремительное наступление к Днепру, немцы приступили к эвакуации материально-технических средств и продовольствия, со складов находящихся в Лозовой. Вместе с тем, они, вероятно, полагали, что линия фронта проходит в 40-50 км северо-восточней Лозовой. Учитывая состояние погоды и дорог русским, чтобы достигнуть Лозовая, потребуется не менее 2-х суток. За это время регулярные части Вермахта, отходящие на запад, по основным автомагистралям, успеют занять оборону вокруг городаи дадут возможность эвакуировать основную часть содержимого этих складов. Нашему командованию, очевидно, было известно о планах немцев, и оно решило помешать противнику осуществить свой план. Вот почему мы без отдыха, в скверную погоду по бездорожью, на пределе своих физических возможностей пробивались к Лозовой.

Каково же было удивление немцев и их холуев - полицейских, когда в середине дня 9-го февраля, наш полк вышел к большому селу Екатериновка, которое находилось тогда от железной дороги станции Лозовая не более чем в 1,5 км. Село по отношению к городу и железнодорожной станции занимала господствующее положение и, кроме того, в селе находилась водонапорная станция, которая обеспечивала станцию пресной водой. Первым в село ворвались разведчики взвода конной разведки полка под командованием командира взвода старшего лейтенанта цыгана по национальности, кстати, по пути в Екатериновку, он во главе взвода гордо подбоченясь, обогнал колонну, в которой шла наша рота связи. К сожалению, я не помню ни его фамилии, ни его имени.

Но это был, безусловно, отважный и инициативный офицер не один раз проявлявший в бою мужество, воинскую доблесть и смекалку.

Под его командованием, разведчики на полном галопе подскакали к водонапорной башне, которую охранял полицейский.

Последний был настолько потрясен и напуган внезапным появлением конных разведчиков, что даже не пытался убежать. Первым, что сделал командир разведчиков — заставил полицейского закрыть задвижку на трубопроводе, по которой подавалась вода из башни на железно дорожную станцию. Реакция на действие разведчиков последовала незамедлительно. На посту у полицейского раздался телефонный звонок. Трубку взял командир разведчиков. Между ним и дежурным по станции Лозовая произошел примечательный разговор, содержание которого передал один из разведчиков стоявший рядом с командиром.

Я этот разговор, который передал мне разведчик, запомнил хорошо потому, что он был коротким, но выразительным

- Екатериновка, почему нет воды, - кричал в трубку телефона дежурный по станции.

- Воды нет, и вообще не будет- ответил разведчик.

- Немедленно дайте воду, - продолжал свое, - дежурный по станции. - Если сию минуту воды не будет, то к вам придет штурмбанфюрер и всех вас там перестреляет.

- Пусть приезжает, этот мерзавец и б...на как раз нам и нужен - ответил разведчик.

На другом конце провода раздался крик ужаса: «Русские в Екатериновке» Эта весть немедленно разнеслась сначала на станции, а затем и в городе. Естественно, первыми почувствовали смертельную опасность и запаниковали полицейские — верные холуи и пособники гитлеровских палачей. Набранные из отбросов общества — воров, рецидивистов, а так же националистов всех мастей и оттенков. Они во многих случаях по жестокости обращения с советскими людьми превосходили своих хозяев — немецких оккупантов. Это с их помощью оккупанты отправляли в рабство в фашистскую Германию сотни тысяч советских людей. Это на их совести кровь молодогвардейцев Краснодона и множество других чудовищных преступлений.

Поэтому они хорошо знали, что в Случае, если они попадут в руки наших солдат, то суд будет скорый, но праведный. Приговор будет один — смертная казнь через повешение.

Читатель скажет, что это был ни чем не оправданный самосуд. Может быть это и так, но, в то суровое время, когда шла война и решалась судьба Родины, с изменниками и предателями Отечества, наши солдаты поступали правильно.

Кстати, во все времена и во всех странах мира, начиная с древней Эллады, с предателями своего народа поступали именно так, может быть лишь с одной разницей - их просто обезглавливали. Правда, сегодня в независимой Украине этих предателей называют не иначе, как борцами за независимую Украину, как борцами с коммунистическим режимом. Более того, этих уцелевших предателей - бандеровцев и прочую сволочь приравнивали в правах с участниками Великой Отечественной войны. У нас в России, в середине 90-х годов, продажные журналисты усиленно раскручивали имя предателя - генерала А.Власова, правда, у наших злобных антикоммунистов из этого ничего не получилось, а в преддверии 60-летия Великой Победы эти мерзавцы вообще приутихли. Однако вернемся к событиям того дня. Примерно в середине дня 9-го февраля 1943 года, наш 100-й гвардейский стрелковый полк вошел в село Екатериновка. Вместе с нами весело вступил и партизанский отряд, который двигался вместе с нами почти от города Красный Лиман. Интересно отметить, что партизаны шли рядом с колонной полка и почти не вступали в разговоры с красноармейцами. И еще: тяжелое вооружение — станковые пулеметы системы «Максим», трофейные немецкие МГ-34, боеприпасы к стрелковому оружию везли на санках. Кстати, пулеметы «Максим» были приспособлены к стрельбе прямо с санок. Между тем паника среди немцев нарастала и усилилась после того, как во второй половине дня наша полковая 120 мм минометная батарея беглым огнем обстреляла железнодорожную станцию и примыкающую к ней территорию. Мощные разрывы 16 кг мин полковых минометов, производили на немцев ошеломляющее впечатление.

В бинокль и даже не вооруженным глазом можно было видеть, как на железнодорожной станции и вокруг нее метались люди размахивая руками. Некоторые спешно обходили составы с вагонами, очевидно, готовя их к отправке. Надо было архи срочно выбить немцев из города на железнодорожные станции. Иначе они могут наделать много бед на складах с продовольствием и боеприпасами. В этих условиях командование полка принимает, на мой взгляд, правильное и радикальное решение - направить на штурм города и железнодорожной станции всех, кто может ходить, стрелять из закрепленного за ним оружия в т.ч. разведчиков и связистов роты связи. Конечно, это была крайняя мера, но она былаобусловлена тем, что в полку на этот час насчитывалось не более 120-130 активных штыков. К этому времени мы уже знали, что в полосе наступления нашего полка, недалеко от станции, находятся большие продовольственные склады и, по известным причинам, это нас здорово подбадривало. Во второй половине дня 9-го февраля, мы развернулись в довольно приличную цепь и, ведя огонь на ходу в основном трассирующими пулями, двинулись в направление складов и железнодорожной станции.

Хорошо помню, что справа от нас прямо на станцию наступал партизанский отряд. Хорошо помню потому, что партизаны были в цивильной одежде и резко выделялись на снегу. Четко и слаженно действовали расчеты станковых пулеметов партизан. Умело также действовали и расчеты трофейных пулеметов МГ-34. Сразу было видно, что это опытные воины, знающие свое дело.

Слева от нас наступал 101-й гвардейский стрелковый полк нашей дивизии. Противник практически сопротивление не оказывал, потому, что регулярных частей Вермахта в городе практически не было. Обслуживающий персонал складов (немецкий) и охранники, из числа полицейских, боевой стойкостью не отличались. Увидев вышедшие из Екатериновки наши стрелковые цепи, они в панике, на автомашинах, укатили в сторону Павлограда, не успев причинить складам большого ущерба. Расстояние от села Екатериновка до складов и железнодорожной станции по заснеженному полю, мы преодолели за 30-50 минут и уперлись в забор из колючей проволоки. Ручными гранатами и саперными лопатками, в заборе были проделаны достаточно широкие проходы и атакующие ворвались на территорию крупного склада. Вероятнее всего, дальше этого склада и его хранилищ, никто из числа атакующих не пошел. Никакая сила, никакие команды и уговоры политработников в тот час не могли заставить наших солдат, вот так запросто, покинуть эти хранилища, в которых хранились такие ценнейшие продукты питания и деликатесы, о которых многие из них даже и не слышали. Может быть, я и ошибаюсь? Но вряд ли. Например, мои товарищи по роте связи дальше складов не пошли.

Слишком большое желание было у наших солдат поживиться трофеями, потому что снабжение продовольствием и питание солдат в условиях нашего быстрого продвижения по бездорожью было весьма скудным.

На территории склада находилось несколько крупных крытых хранилищ. Всюду были видны следы поспешной эвакуации и бегства. На земле там валялись разбитые ящики с какими-то консервами, макаронами, мешки с различными крупами. Между ними, как угорелые метались наши солдаты, вероятно стараясь узнать, где и что лежит в мешках и ящиках. Вбежав вместе с другими солдатами в ближайшее хранилище, я на некоторое время даже остолбенел от увиденного. В хранилище, с чисто немецкой аккуратностью, ровными рядами стояли ящики с различными консервами и различной емкостью. Кроме того, стояли ящики с ромом в литровых бутылках. О роме я много слышал и читал, но видеть его, а тем более пробовать, не приходилось. Вытряхнув из своего вещевого мешка все содержимое, кроме котелка и ложки,я положил в него пару бутылок с ромом, несколько банок с рыбными консервами и 3-4 банки объемом немногим больше литра, пологая, что их содержимое - или консервированное мясо, или колбаса. Однако я здорово ошибся. В них оказалась консервированная кровь каких-то животных. Для меня и моих товарищей это оказалось полной неожиданностью. Я и мои товарищи по роте, до этого никогда не слышали, чтобы кровь животных при их забое консервировали. Кстати эта консервированная кровь никому не понравилась, и банки пришлось выбросить. Мы все, кто участвовал в наступлении на город, вечером 9-го февраля 1943 года, капитально наполнили свои вещевые мешки трофейными деликатесами. Я, например, до этого не слышал и не видел, а тем более не пробовал сардин в оливковом масле. Оккупировав и ограбив почти всю Европу, а также значительную территорию нашей страны, немцы очень хорошо снабжали своих солдат и офицеров продовольствием. У немецкого солдата, не говоря об офицерах, в рационе питания были мясные, рыбные консервы и сливочное масло, которые мы находили в брошенных немцами ранцах. И еще: немецкий офицер илисолдат, убывающий в отпуск в Германию, как правило, получал так называемый подарокфюрера - набор ценных продуктов питания. В штабе полка я слышал разговор между офицерами штаба, что в одном из хранилищ немцы оставили более 2,5 тысяч тон белой пшеничной муки.

В целом следует сказать, что в Лозовой нашим войскам удалось захватить крупные продовольственные запасы противника, предназначенные не только для снабжения войск 2-х групп армии, но и вывоза в Германию. Вот только не знаю: удалось ли нашим тыловым органам все это богатство вывезти вглубь страны за неполные 2-е недели, когда Лозовая была в наших руках? Скорее всего, нет. Тому было много причин. Одна из главных - отсутствие действующего железнодорожного транспорта, достаточного количества автомобильного транспорта.

Естественно, значительное количество продовольствия было разграблено, в периодбезвластия, т.е. тогда, когда нам пришлось отходить обратно к Северному Донцу. 10-го февраля нам стало известно, что командиру нашей 35-й гвардейской стрелковой дивизии полковнику И.Я. Кулагину присвоено высокое воинское звание - гвардии генерал-майор. Теперь нашей дивизией командовал генерал, а это немаловажный фактор даже для нас солдат, которые видели своего командира от случая к случаю. Конечно, мы понимали, что в присвоении командиру звания генерала — есть и наша заслуга. Это событие до некоторой степени, послужило поводом для продолжения застолья, начавшегося еще вечером 9-го февраля. Естественно, мне неизвестно, что происходило в стрелковых батальонах, где в каждом из них, насчитывалось по 40-50 человек активных штыков. 10-го февраля личный состав роты связи отдыхал, сопровождая свой отдых активным вливанием крепких спиртных напитков.

Что же, однако, можно сказать по этому поводу? Беда нашего народа - пристрастие к крепким спиртным напиткам. Ради этих спиртных напитков, отдельные военнослужащие зачастую шли на очень рискованные действия, даже рискуя собственной жизнью. Это я видел собственными глазами на протяжении почти всей войны, будучи сначала солдатом, а затем и офицером. С 11-го февраля личный состав роты связи, а его осталось не так уж много, по-стахановски принялся за работу. Снимали немецкую проводную связь (кабель был двужильный и покрыт полиэтиленовой пленкой), поскольку наш кабель в результате многократных прокладок и порывов не обеспечивал хорошую слышимость. Однако, как почти оказалось, все это имущество, которое мы собрали и упаковали с большой  тщательностью, пришлось оставить в районе г. Новомосковска при нашем вынужденном и поспешном отходе к Северному Донцу, но об этом несколько ниже.

С целью уточнения обстановки и наличия в этом районе противника, на железнодорожную станцию Варваровка - это примерно 30 км западнее Лозовой была послана дрезина. Немцев в Варваровке не оказалось. Они, по свидетельству местных жителей ушли в сторону г. Павлограда. За несколько дней нашего пребывания в г. Лозовая наш полк из полевых военкоматов, тогда были и такие, получил пополнение, правда, в небольшом количестве, из числа лиц, попавших в окружение летом 1941 г. и весной 1942 г. Боеспособность и морально-боевые качества этого пополнения, по многим причинам, были низкими. Эти предположения подтвердились через несколько дней в Новомосковске, где противник нанес контрудар по нашим войскам. Они первыми, побросав оружие, обратились вбеспорядочноебегство, а затемразошлись подомам,  откуда призывались. В основном, это пополнение было направлено в стрелковые подразделения, причем в той же одежде, в которой были доставлены полевыми военкоматами. Вооружалось это пополнение лишь винтовками, т.к. другого вооружения просто не было. Все делалось в большой спешке. Поэтому большой пользы от этого пополнения, на мой взгляд, не было. В Лозовой мы, по большому счету, не отдохнули. Не помылись даже в примитивных полевых банях, не сменили нательного белья, хотя прошло уже четыре месяца с тех пор, как мы это в последний раз делали. Мы все поголовно в т.ч. и командный состав в звене взвод-батальон были поражены вшами. Они доставляли нам много неприятностей, не давали нам нормально отдыхать, т.к. вызывали нестерпимый зуд.

Сегодня, спустя много лет после тех драматических событий, приходится только удивляться, как тогда в условиях полной антисанитарии не произошла среди личного состава вспышка сыпного тифа.

Наше командование увлеченное преследованием отходящего к Днепру противника, не уделяло должного внимания ни надежному прикрытию флангов, ни своевременной подаче передовым частям, а наш 100-й гвардейский стрелковый полк был именно такой частью, боеприпасов, горючего, продовольствия и личного состава. Кроме того, не уделялось должного внимания и, как я уже писал выше, санитарно-гигиеническим мероприятиям. Вместе с тем, наше командование не сумело вскрыть сосредоточение отборных танковых корпусов «СС», в т.ч. танковых дивизий «Адольф Гитлер» и «Мертвая голова» - всего более 30-и танковых, моторизованных и пехотных дивизии в районе городов Краснограда и Красноармейска, т.е. на флангах нашего вклинения.

Серьезные аргументы в пользу того, что такая ситуация потенциально несла в себе тяжелые последствия, во внимание не принимались, полагая — «авось пронесет».

На войну с немцами на авось не выиграешь. Немцы воюют капитально, со знанием дела, упорно. Они дисциплинированы и исполнительны. Немецкое командование, хотя ему и свойствен педантизм, действует во многих случаях хитро и расчетливо. Он учел просчеты нашего командования, состояние наших войск, растянутость фронта, и нанес два мощных удара. Один из района Красноармейска, второй - из района Краснограда по сходящимся направлениям на Павлоград и Барвенково, т.е. под основание вклинения.

Однако вернемся к тому, что происходило тогда у нас в городе Лозовая. Не успело ещекак следует остыть оружие, как мы снова двинулись на запад в направлении населенного пункта Юрьевка и железнодорожной станции Варваровка. 17 февраля дивизия получает задачу — овладеть г. Павлоградом, а 18-го февраля – наступать на крупную железнодорожную станцию Синельниково и г. Новомосковск. Однако уже тогда, наиболее грамотные офицеры штаба полка говорили, что такая задача для нашей дивизии невыполнима. Синельниково и Новомосковск находятся друг от друга на расстоянии более 50 км и немцы, надо полагать, будут стараться удержать их имеющимися у них силами и средствами, ведь позади Днепр. Таким образом, ослабленная значительными потерями в предыдущих боях, наша 35-я гвардейская стрелковая дивизия должна была наступать по расходящимся направлениям. Результат этого ошибочного решения сказался сразу же после контрудара немцев в Новомосковске. Наш полк в боях за гор. Павлоград не участвовал. Обойдя его стороной, вместе с 101-й гвардейский стрелковый полк нашей дивизии мы направились прямо на г. Новомосковск. Заняв большое село Кочарежки, и форсировав по льду р. Самары, 21-го февраля вошли в большое село Знаменка, которое тогда находилось в 2,5-3 км от Новомосковска. В тот же день вместе с 101-м гвардейским стрелковым полком, наш полк завязал бои за город, однако сразу же напоролся на ожесточенное сопротивление противника и был вынужден перейти к обороне. Утром 22-го февраля передовые части танкового корпуса «СС» в Новомосковске после короткого, но сильного огневого налета без больших усилий, прорвали позиции нашего и 101-го гвардейского стрелкового полка и прямо по полотну ж/дорожной насыпи (рельсы и шпалы к тому времени немцами были уже сняты) устремились прямо на Павлоград. Немцы заняли город буквально через несколько часов, сняв при этом, учебный батальон дивизии. К моему удивлению танки и мотопехота немцев, следовавшая на бронетранспортерах, не обращали никакого внимания на отходящую в беспорядке из города нашу пехоту. Кстати, то пополнение, которое мы получили в Лозовой, первыми дрогнули, когда противник по нашим позициям нанес огневой удар и появились его танки. Они в панике стали отходить, увлекая за собой остальных.

Очевидно, сказался синдром танкобоязни полученного ими еще летом 1941 года. Фашистские самолеты свирепствовали над полем боя, нанося бомбоштурмовые удары по нашим подразделениям, которые пытались кое-где организовать оборону. Когда первые отходящие из города подразделения 100-го и 101-го гвардейских стрелковых полков достигли Знаменки, старшина роты Доценко, выяснив у командиров подразделений обстановку и увидев собственными глазами непрерывно движущуюся ленту немецких танков и бронетранспортеров с пехотой в сторону Павлограда, сказал мне, что надо срочно уходить назад, иначе мы или погибнем, или попадем в плен, а это почти одно и то же. Мы вместе с Доценко, по приказу командира роты везли в Новомосковск имущество связи роты — катушки с телефонным кабелем, телефонныеаппаратыи даже небольшой коммутатор. Все это для нас было очень ценным, учитывая наши примитивные средства связи. Естественно, я поинтересовался у старшины, что будем делать с имуществом, которое везем. Доценко ответил, что все это придется бросить, т.к. на волах далеко не уедешь. На этом наш разговор прервался потому, что налетели Юнкерсы, теперь уже на Знаменку. Мы, почему-то, видимо со страху, бросились в разные стороны.

После ожесточенной бомбежки все перемешалось, повсюду были слышны стоны и крики о помощи. Мне просто чудом, удалось остаться невредимым, хотя многие солдаты и командиры, отошедшие из Новомосковска, погибли или были ранены и контужены. От меня, например, бомба взорвалась не далее 50-60 метров, и меня слегка присыпало землей. Больше своего старшину и повозку с имуществом связи не видел.

Очень жаль, если он погиб во время этой ожесточенной бомбежки. Это был храбрый и рассудительный воин, участник тяжелейших боев за Сталинград в августе-сентябре 1942 года. Естественно, после бомбежки, я пытался найти своего старшину, но куда там.

В селе горели дома, подожженные фашистскими бомбами, суетились солдаты, слышались отдельные команды, и все куда-то спешили. Но своего старшину я не нашел, он, словно провалился сквозь землю. Он был моя надежда, моя опора и его отсутствие сильно угнетало меня. Если говорить честно, то нами тогда овладел страх — страх быть раненным и в неразберихе отступления и брошенным на произвол судьбы и на «милость» немцам и их холуев - полицейских. Вот почему, я был несказанно обрадован тому, что у одного из домов встретил знакомого солдата из взвода пешей разведки полка. По его словам, его взвод понес очень большие потери в Новомосковске, защищая штаб полка, идал ему возможность выйти из-под удара немецких танков. Вскоре к нам присоединился младший лейтенант, примерно, моего возраста или чуть старше. Куда он направлялся, я уже теперь не помню. Скорее всего, он только что окончил военное училище или фронтовые курсы младших лейтенантов и направлялся в одну из частей нашей дивизии. Обменявшись мнениями, мы теперь уже втроем, решили немедленно уходить назад и, чтобы не заблудиться - по той же дороге, по которой недавно шли на Новомосковск.

Шли довольно быстро, одновременно стремились не смешиваться с большими группами отступающих солдат, т.к. в небе находились постоянно фашистские стервятники, которые безнаказанно и беспощадно бомбили и обстреливали из бортовых пулеметов даже небольшие группы наших солдат. Подгоняемые страхом — попасть в окружение, мы, не останавливаясь, шли всю ночь. Утром, на пределе своих физических возможностей, наша тройка вошла в небольшое село. К этому следует добавить, что мы все были одеты в зимнее обмундирование, а на ногах одеты валенки. В условиях начавшейся тогда оттепели, переходы пешим порядком в валенках были для нас очень тяжелыми и изнурительными.

Войдя в один из домов, мы попросили хозяйку дома (хозяина мы не видели) нас накормить. Увидев, что мы совсем молодые - старшему из нас было не более 19 лет, расчувствовалась и даже немного прослезилась. Расспросив нас, и получив на все вопросы ответы, она как следует накормила нас, напоила молоком и дала возможность нам поспать пару часов. Это, до некоторой степени, восстановило наши силы. Покидая этот гостеприимный дом, мы сердечно благодарили хозяйку дома за все, что она сделала для нас и обещали обязательно и очень скоро вернуться, но теперь окончательно и навсегда. В 20-х числах сентября 1943 года, развивая наступление к Днепру, наша 35 гвардейская стрелковая дивизия шла практически по тем же местам, что в феврале 1943 г. Мне тогда представилась возможность навестить хозяйку дома, где мы трудные для нас дни, получили к себе чисто человеческое отношение.

Удивлению хозяйки дома не было предела. Это трудно описать на бумаге. Одним словом она встретила меня как родного сына. Кстати, в это время я был уже не в роте связи полка, а в ячейке управления полковой 120 мм минометной батареи, которой командовал тогда старший лейтенант, а ныне Герой Советского Союза генерал армии Варенников Валентин Иванович. Однако не все воспоминания о тех грозных днях были тяжелыми и грустными. В той многогранной жизни бывало всякое. На войне, как на войне. Разумеется, в те грозные дни случались смешные и грустные истории.

Вот одна из них, которая запомнилась мне, да так рельефно и четко, словно произошла она не 62 года назад, а только вчера. После того, как мы хорошо подкрепились и немногоотдохнули, снова двинулись в путь на восток к Северному Донцу. Тогда мы полагали, что на этом водном рубеже, подоспевшие наши подкрепления остановят немцев, но при этом нам надо спешить, чтобы первыми достигнуть этот водный рубеж. Шли практически без отдыха всю вторую половину дня и всю ночь. Во время этого марша, если так можно выразиться, нам иногда казалось, что мы исчерпали все свои физические возможности и дальше идти не можем, упадем прямо на снег у обочины дороги и заснем в снегу в своих мокрых валенках. Однако, отчетливо видимые на горизонте ночью сполохи выстрелов танковых пушек, которые, как нам казалось, все время приближаются к нам, придавали нашей тройке новые силы. Мы вставали и шли дальше.

Утром, едва передвигаяноги от страшной усталости, вышли на опушку небольшого леса и были крайне удивлены тому, что увидели. На опушке леса прямо на дороге стояли сани, в которые была запряжена пара волов. В санях лежали 3-и немецкие винтовки и три сумки с трассирующими патронами. Кто были хозяевами этих волов и винтовок, нам было неизвестно. Скорее всего, хозяевами волов и винтовок были полицейские, которые приняли нас за головной дозор наших войск. Немецкие холуи очень даже хорошо знали, что будет с ними, если они попадут в руки наших солдат. Поэтому, увидя нас, они бросили все и налегке убежали вглубь леса.

Для нас же, смертельно уставших от марша, это была манна небесная. Теперь, некоторое время, пока волы не остановятся, мы могли двигаться к Северному Донцу не пешком, а сидя в санях. Тогда для нас это значило многое. Теперь главное заключалось в том, чтобы заставить этих выносливых и упрямых животных двигаться. К счастью, общаясь со своим старшиной Доценко, я кое-что принял у него - как надо управлять волами. Мы же уселись в сани, и я громко подал команду: «Цоп - цабе!». К нашей радости волы двинулись прямо по дороге, по которой мы должны были идти в направлении большого села Кочережки. Переговариваясь между собой, мы одновременно внимательно наблюдали за окружающей местностью и воздухом. Мы хорошо понимали, что надо быть готовыми к любым неожиданностям. Проехав небольшую рощу, мы выехали на опушку рощи. Впереди нас по обе стороны дороги на дистанции, примерно, 600 метров цепью шла группа людей численностью 25-30 человек. Группа двигалась достаточно медленно т.к. основная ее часть шла по заснеженному полю, утопая в рыхлом снегу.

Поскольку до группы было более полукилометра, форму их одежды рассмотреть не удалось.

Остановив волов, я обратился к младшему лейтенанту - как к старшему и поделился с ним своими соображениями по поводу идущей впереди группы людей. Если отбросить «крепкие» выражения, которые мы иногда употребляли во время разговора, то наш диалог выглядел следующим образом:

- Мне почему-то не нравятся эти люди, которые идут как дохлые крысы, объевшись отравой, и почему они идут в основном по полю и цепью, как будто ведут наступление на противника. Поэтому предлагаю — несколько взбодрить этих вояк, чтобы не спали находу, если это наши солдаты. Если это полицаи, что не исключено, то этих мерзавцев надо как следует попугать, да так, чтобы они наклали в свои штаны.

Меня поддержалмой приятель из взвода пешей разведкинашего полка.

- Мне тоже кажется, что здесь дело не совсем чистое и их следует хорошенько встряхнуть, чтобы они ускорили свой ход, иначе мы в обоих случаях потеряем волов, если их догоним.

- Согласен. Однако каким образом ты предполагаешь их взбодрить, - ответил младший лейтенант.

- Очень просто. Вот видишь, лежат немецкие винтовки, а звук ее выстрела разительно отличается от звука выстрела нашей винтовки. Дадим два-три залпа трассирующими пулями вверх в их сторону, и результат скажется сразу - ответил я.

- Ну, хорошо, а если они врежут по нас из пулемета и побьют волов, тогда что?- продолжал гнуть свое младший лейтенант.

- Не врежут. Если это наши, то пулеметы вот так по полю не потащишь. Они их бросили еще в Новомосковске, когда совершали «успешный» драп марш, - ответил я. -У полицаев, поскольку я знаю, пулеметов нет.

Зарядив винтовки, мы по команде - Залп! выстрелили трассирующими пулями вверх - в сторону идущей впереди группы.

Последние от неожиданности остановились, некоторые даже присели. После второго и третьего залпов, они так резво бросились бежать, что вскоре скрылись из виду за обратным скатом небольшой возвышенности. После этих событий мы от всей души посмеялись над тем, как здорово мы взбодрили и придали «новые силы» этим «воякам», а заодно и сохранили свое монопольное право на волов. Вот так смешное, иногда соседствует с трагическим. На войне бывает всякое. Однако, проехав еще одну полянку, т.е. 700-800 метров, мы услышали сзади себя лязг танковых гусениц и работу дизеля. Естественно, мы подумали, что это немецкие танки, ибо, откуда же могли взяться наши, если раньше мы их не видели вообще. Поэтому, остановив волов, мы бросились в разные стороны, от дороги стремясь укрыться в ближайших от дороги кустах.

На опушку леса на большой скорости выскочил танк Т-34. Подъехав к саням, танк остановился. Из башни танка по пояс высунулся танкист, по-видимому, командир машины и громким голосом крикнул: «Эй вы, славяне выходите из кустов, вас хорошо видно, идите сюда, мы свои». Мы все же с опаской подошли к танку, т.к. слышали, что немцы часто используют захваченные ими наши танки. Но на этот раз танк действительно оказался нашим, и как потом выяснилось, входил в состав отдельной танковой бригады Героя Советского Союза подполковника Н.М. Филипенко. По техническим причинам, танк отстал от основных сил бригады, которая должна находиться в районе с. Кочережки и там действовать в составе бригады.                               ,

Естественно, мы очень обрадовались информацией танкистов, т.к. наш путь лежал то же в это село. Мы также рассчитывали и надеялись застать там части нашей дивизии, а может быть и штаб нашего 100-го гвардейского стрелкового полка. Из расспросов, отходивших на восток наших солдат и командиров нам было известно, что части и подразделения нашей дивизии отходят именно в этом направлении.

Забравшись на броню танка, мы с комфортом устроились за его башней - недалеко от жалюзи. Танкистам наш небольшой десант был очень кстати, т.к. мы наблюдали за воздухом и окружающей местностью. Теперь уже трудно вспомнить, сколько времени мы ехали на танке, но не менее 1,5 часа. Подъехав к р. Самара, на противоположном берегу которой раскинулось большое село Кочережки, мы увидели, что мост через реку был взорван. Мы были потрясены увиденным. Ведь рушилась надежда - выйти из намечавшегося окружения на танке. Надежда выйти из намечавшегося окружения, в условиях начавшейся распутицы в зимнем обмундировании была весьма проблематичной. В равной степени увиденным были огорчены и наши танкисты. По словам командира танка, горючего в баках машины осталось совсем немного, и что он надеялся, соединившись с остальными танками бригады, пополнить баки своего танка горючим и вместе с остальными машинами бригады вырваться из намечавшегося окружения. Форсировать, т.е. перейти р. Самару по льду - не реально. 26-тонный танк проломит лед и уйдет на дно реки. Поэтому все, что он планировал, придется оставить.

Тепло распрощавшись и пожелав друг другу удачи, мы разошлись. Наша группа, недалеко от взорванного моста, по льду перешла р. Самара и направились в Кочережки, они - вверх по течению искать брод, где на танке можно было перейти реку. Мне неизвестна судьба этих доблестных воинов и танка. Скорее всего, брода они не нашли, у них кончилось горючее и они выведя танк из строя теперь уже, как и мы самостоятельно стали пробиваться к Северному Донцу. Но это лишь мои предположения. Однако, может быть, судьба их сложилась более благоприятней, чем я полагал. Село Кочережки накануне, пред самым нашим приходом, было освобождено от немцев частями нашей дивизии при поддержке 16-й танковой бригады подполковника Н.М. Филипенко Освободив село, части нашей 35-й гвардейской стрелковой дивизии, в т.ч. и остатки нашего полка, не задерживаясь, двинулись на восток, обойдя Лозовую с севера.

Войдя в Кочережки, мы в одном из домов немного перекусили, расспросили дорогу на поселок Петровский, села Сергеевку и Надеждовку, не задерживаясь, двинулись в путь.

Долго отдыхать в селе мы себе не позволили, т.к. резонно полагали - немцы с часу на час могут появиться в Кочережках. О выходе из окружения, у меня в памяти отложилось немало трагических эпизодов. Проходя в сутки не менее 40-45 км, отдыхая лишь урывками, мы при этом еще и скудно питались, т.е. тем, что нам давали жители сел и хуторов, через которые мы проходили, идя на восток — к Северному Донцу.

В целом, жители этих сел и хуторов к нашим солдатам и командирам, выходящим из окружения, достаточно доброжелательно и делились с ним всем, что имели сами.

Тем не менее, в отдельных селах и хуторах, к нашим солдатам и командирам относились враждебно. Это были, как правило, члены семей старост, полицаев, националистов всех мастей и оттенков. Об этом я могу судить из личного примера. Подробно говорить об этом нет смысла. Но что это было так, я утверждаю целиком и полностью.

Выход намечавшегося окружения проходил достаточно тяжело и сопровождался большими потерями л/состава и боевой техники. Так, например, не вышел из окружения и пропал без вести командир нашей роты связи ст. лейтенант Казачков, пропал без вести и старшина роты Доценко. Погибли или пропали без вести многие достойные воины, прошедшие горнило Сталинградской битвы. Это была расплата за ошибки и просчеты нашего командования, не сумевшего правильно оценить сложившуюся оперативную обстановку.

Немцана авось не победишь. Это опытный, хитрый, умеющий трезво оценивать сложившуюся обстановку противник. Наконец, в первых числах марта наша тройка, измученная тяжелейшими переходами, полуголодная, едва передвигая ноги в мокрых валенках, вышла к Северному Донцу между городами Балаклея и Изюм.

Нам здорово повезло. Мы опередили противника к выходу к реке в этом направлении, всего на один день. Перейдя реку, мы были сразу же задержаны солдатами боевого охранения и отведены в штаб воинской части.

Очевидно, прибывшей из резерва Ставки Верховного Главнокомандования откуда-то с севера и не принимавшей участие в зимних боях 1942-1943 г.г. Почему мы решили, что это часть прибыла с севера? Дело в том, что офицеры штаба, которые нас расспрашивали, были одеты в белые полушубки. Таких полушубков на офицерах нашего штаба я не видел. В заключении, учитывая наш кое-какой боевой опыт, предложили нам остаться у них в любом роде войск по желанию. Мы все дружно отказались, мотивируя свой отказ тем, что наша 35-я гвардейская стрелковая дивизия, по нашим данным, находится именно в этом районе. Офицеры штаба не стали нас задерживать, дали указание нас накормить и сообщили нам, где может находиться наша дивизия. Через 2 дня мы, наконец, нашли и штадив, и штаб нашего 100-го гвардейского стрелкового полка. Нашли в большом селе Савинцы, чему были бесконечно рады.

На этом событии закончилась наша одиссея. За время хождения в тылу противника, постоянная угроза жизни, желание во чтобы-то ни стало вырваться из окружения, сроднило и сблизило нас. Но на войне - как на войне. Всему есть начало и всему есть конец. Младший лейтенант, если не ошибаюсь, его звали Алексей, убыл в отдел кадров дивизии, а мы с разведчиком пройдя 2-х кратную санобработку убыли. Он в разведбатдивизии, я в полковую батарею 120 мм минометов, которая находилась в небольшом селе Крючки. Батареей командовал старший лейтенант Варенников В.И. В ячейке управления батареи, я участвовал в боях с июня по октябрь 1943 года.

 

4. Заключение

Итак, на эпизоде выхода нас троих из намечавшегося окружения и мой переход в полковую батарею 120 мм минометов для прохождения дальнейшей военной службы, заканчиваются мои воспоминания о Великой Отечественной войне. Безусловно, война для нас всех - солдат и командиров Красной Армии, всего Советского народа, была величайшим испытанием не только физических и моральных сил, но и на прочность нашего Советского Социалистического строя. Почему мы могли выстоять и победить в войне очень опытного и коварного врага, каким был германский фашизм практически один на один, написано хорошо и много. Поэтому этого вопроса я касаться не буду. Однако могу со всей ответственностью сказать, как свидетель и участник тех грозных событий, что мы солдаты и командиры всех рангов безгранично верили своему Верховному Главнокомандующему И.В. Сталину и ни на йоту не сомневались в нашей конечной победе, над немецко-фашистскими захватчиками. И, чтобы не писали о нем, в канун 60-летия нашей Великой Победы продажные писаки и говорили подлые перевертыши, имя И.В.Сталина навсегда останется в памяти народа, в истории нашего государства, как человека обеспечившего победу советского народа в смертельной схватке с коричневой чумой германского фашизма. В подтверждении этих слов здесь уместно привести выдержку из речи Уинстона Черчилля - одного из самых последовательных и непримиримых врагов коммунизма и Советского государства на заседании палаты лордов 23-го декабря 1959 года по случаю 80-летия со дня рождения И.В. Сталина. «...Большим счастьем для России было то, что в годы тяжелейших испытаний Россию возглавил гений, непоколебимый полководец И.В. Сталин. Он был выдающейся личностью, импонирующей нашему жестокому времени того периода, в котором протекала его жизнь и далее...». Он был непревзойденным мастером находить в трудные минуты пути выхода из самого безвыходного положения. Он принял Россию с сохой, а оставил ее оснащенной атомным оружием. (Из Британской энциклопедии).

Если подвести итоги всему, что было сказано в воспоминаниях о Великой Отечественной войне, то они, на мой взгляд, сводятся к следующим основным моментам:

1. Зимнюю кампанию 1942-1943 г.г. Красная Армия в полосе действий нашей 1-й гвардейской армии, по большому счету, безусловно, выиграла. Только в полосе действий нашей армии были разгромлены и пленены основные силы 8-й Итальянской армии, остатки 3-й Румынской армии и несколько пехотных дивизий немцев. Вся боевая техника и автотранспорт вражеских соединений осталась в наших руках. Кроме того, значительная часть территории между реками Дон и Северный Донец была освобождена от немецко-фашистских захватчиков и их союзников.
2. Командование нашей 1-й гвардейской армии, да и не только армии, допустили крупный просчет в оценке обстановки сложившейся в полосе наступления армии. В результате армия потерпела крупную неудачу и была вынуждена оставить значительную часть освобожденной от врага территории. Армия была вынуждена оставить такие крупные города, как Павлоград, Барвенково, Лозовая, сотни других населенных пунктов и городов.

Значительная часть л/состава сумела все же выскользнуть из намечавшегося окружения, но при этом, все тяжелое вооружение и боевую технику пришлось привести в негодное состояние и бросить.

Вместе с тем должен подчеркнуть, что гвардейцы нашего 100-го гвардейского стрелкового полка, продолжая традиции своих старших товарищей, в боях за Советскую Родину, проявляли героизм, отвагу и верность военной присяге. Так, несмотря на декабрьскую стужу, пройдя пешим порядком за пять суток более 160 км практически без полноценного отдыха, а порой и горячей пищи, у станицы Алексеево-Лозовское гвардейцы полка перехватили пути отхода на запад основным силам 8-й Итальянской армии и не дали им возможность прорваться через свои боевые порядки. В последующих боях в январе-феврале 1943 года, освобождая города и населенные пункты ныне «незалежной» Украины, теряя в этих боях своих товарищей, поредевшие подразделения полка 21.02.1943 года вышли к городу Новомосковск, где завязали бои за его освобождение. Естественно, если бы не просчеты нашего командования, о которых я упоминал выше, то немцам вряд ли удалось бы так скоро снова выйти к берегам Северного Донца.

Сегодня, спустя 46 лет после Великой Победы в стране, которая по большому счету, спасла человечество от коричневой чумы Германского фашизма творится бандитский беспредел. Людей, независимо от служебного положения, убивают прямо на улицах, в подъездах жилых домов, в собственных квартирах. Коррупция во всех эшелонах власти стала национальным бедствием. Экономика страны, захваченная криминалитетом медленно, но верно катится вниз по наклонной. В то же время значительная часть населения страны, живет на пороге нищеты и бедности, и лишь ее незначительная часть, т.е. новые русские, живут в невиданной роскоши и довольствии. Это они, новые русские покупают спортивные иностранные клубы, яхты, корабли, дворцы и самолеты.

Прорвавшиеся к власти олигархии, выполняя заказы своих западных хозяев, подорвали и оборонную мощь РФ. Несмотря на то, что численность Вооруженных сил страны сокращены до 1,2 млн. человек, они влачат нищенское существование. Вооруженные силы РФ за последние 15 лет практически не получают боевую технику и вооружение новых образцов потому, что нет денег. Сегодня денежное содержание офицерского состава всех видов вооруженных сил, примерно в 2-2,5 раза меньше денежного содержания, которое оно получало в Советской Армии. Вот что пишет по этому вопросу в газете «Правда России» за № 2 от 20.01.06 г. депутат Госдумы В.И. Илюхин: «...так по экспертным оценкам только один член правления РАО ЕЭС или ОАО «Газпром», а их несколько десятков, за свое месячное денежное вознаграждение может содержать около 100 командиров полков. В армии и на флоте резко сокращается уровень профессиональной подготовки военнослужащих. Меняется мотивация военной службы — «Естественно, такого дикого неравенства в советское время быть не могло. Сегодня, когда в стране происходят немыслимые процессы, которые нам тогда не могли присниться даже в дурном сне, на ум иногда приходит крамольная мысль: а не напрасно ли были безмерные жертвы и лишения, которое заплатило наше поколение,защищая свою Родину? При этом следует сказать, что поколение наших людей, родившихся перед войной и сразу после нее, в своем большинстве предали забвению социализм, променяли его высокие идеалы на бандитский капитализм. Более того, оно способствовало приходу Б. Ельцина и его клики к власти и в целом одобрительно отнеслось к тому, что по его приказу 04.10.93 года из танковых орудий был расстрелян Верховный совет РСФСР.

Первое в мире Социалистическое государство рабочих и крестьян, основателем которого был вождь мирового пролетариата В.И. Ленин, было уничтожено переродившейся партийной верхушкой и так называемыми агентами влияния капиталистических стран во главе с М. Горбачевым, Б. Ельциным, А Яковлевым, Э. Шеварднадзе и другими партийными боссами меньшего масштаба.

Кстати, один из известных политических деятелей XX столетия писал: «Одно неудачное поколение людей погубило всю нацию и труд предшествующих поколений». Так, на мой взгляд, произошло и в нашей стране. Население нашей страны ежегодно уменьшается более чем на 850 тыс. человек. Из великой державы СССР, наша Родина - Россия превратилась во второстепенную державу, живущую в основном на газо-нефтяной игле. Похоже, что наша Российская Федерация оказалась в таком топком и грязном болоте, выбраться из которого в ближайшем будущем, по моим предположениям, предоставляется маловероятным.

Надеяться на молодежь, что она вытащит страну из грязного и топкого болота не приходится. Она развращена, в своем большинстве, бесконтрольными СМИ и не желают трудиться в сфере материального производства. По моим наблюдениям современная молодежь имеет одну цель - любыми средствами обогатится, и получить как можно больше наслаждений. Жить по закону джунглей - не самый хороший удел для наших потомков, за счастье которых в грозные годы войны, проливали свою кровь и отдали свою жизнь миллионы лучших сынов и дочерей нашей Родины.

 

В.Сычев

 

 г. Тверь 2005

 

Сентябрь 1945г., гор. Кирсанов. После лечения в госпитале. В отпуске с  отцом и братом Василием.

 

Город Мурманск, октябрь 1977 г.
Перед увольнением в запас.

  

Сычев Владимир Николаевич. Полковник.

Родился в 1924 году. Призван в ряды

Советской Армии в августе 1942 года.

Участник Великой Отечественной войны с

декабря 1942 года по март 1945 года. На

фронте воевал в качестве рядового взвода

связи стрелкового батальона, роты связи

полка. После окончания в феврале 1944 года

курсов мл.лейтенантов 3-го Украинского

фронта командовал стр. ротой, взводом ПТР,

стрелковой ротой. Трижды ранен. После

окончания воинской академии в 1953 году

до конца 1977 года служил на различных

командных должностях на Балтийском и

Северном флоте.