Воспоминания гвардии старшего лейтенанта Фридланда А. М. и его письма

Из воспоминаний гвардии старшего лейтенанта А.М. Фридланда, старшего инструктора политотдела 35-й гвардейской стрелковой дивизии по работе среди войск и населения противника.

 Краткая биография

Абрам Моисеевич Фридланд родился 18 августа 1917 года в городе Полтава на Украине. В 1941 г. Окончил Московский энергетический институт. Работал на заводе им. Лепсе Наркомата авиапромышленности.

15 октября 1941 г. записался добровольцем в Коммунистический батальон Сталинского района г. Москвы. Нёс оборону на подступах к Москве.

В январе 1942 г. Был направлен в 3-ю парашютно-десантную бригаду, в составе которой с 31 мая по 9 июля 1942 г. принимал участие в воздушно-десантной операции в тылу у немцев на Смоленщине.

19 ноября 1942 г. Был направлен на Юго-Западный фронт. Принимал участие в боях по прорыву обороны противника на Сев. Донце, в форсировании Днепра и в боях на Заднепровском плацдарме, где был награждён орденом Красной звезды.

В октябре 1943 г. Был принят в члены партии. Участвовал в боях в ходе Криворожско-Никопольской операции, в освобождении Одессы, в боях на Днестре, где был ранен.

После излечения в госпитале, принимал участие в форсировании Вислы, в наступлении к Одеру и форсировании его, а затем в боях за взятие Берлина. За участие в последней операции награждён орденом Отечественной войны 2 степени.

Окончил войну в звании капитана.

Продолжал службу в органах Советской Военной Администрации в Германии.

Демобилизовался в марте 1953 г., после чего до 1987 г. работал по своей инженерной специальности.

В декабре 1999 г. переехал на постоянное место жительство в Германию. 21 ноября 2001 г. скончался в городе Хемниц, земля Саксония.

ВОСПОМИНАНИЯ

И так, 30 марта 1943 года я прибыл к своему новому месту воинской службы, в политотдел 35-й гвардейской стрелковой дивизии (гв.сд), на должность старшего инструктора по работе среди войск противника. Представился начальству: комиссару дивизии - полковому комиссару И.Т. Саковскому, начальнику политотдела - подполковнику М.И. Суетному. Несколько позже был представлен командиру дивизии - гвардии генерал-майору И.Я. Кулагину. Познакомился с работниками политотдела: старшими инструкторами по оргпартработе В.А. Юдиным и Михаилом Ройтбергом, помощником начальника политотдела по комсомолу Павлом Цапенко, секретарём дивизионной парткомиссии Н.Н. Терещенко, агитатором политотдела Михаилом Барановским и другими товарищами. Многие из них служили в дивизии ещё в период ожесточённых боёв под Сталинградом. Некоторые носили такие же парашютные знаки, как и я, - дивизия в августе 1942 года была сформирована на базе 8-го Воздушно-десантного корпуса.

К моменту моего прибытия в дивизию, она ещё полностью «не отдышалась» после стремительного отхода («драп-марша», как тогда говорили в дивизии) почти от берегов Днепра до реки Сев. Донец. Вместе со многими другими соединениями и частями фронта, достигшими рубежа городов Синельниково -Павлограда - Новомосковска, наша дивизия оказалась в малом «котле», который немцам удалось им устроить. Дивизия понесла значительные потери. Ещё продолжали прибывать командиры и бойцы, которым удавалось перейти линию, пока не сплошного фронта. Многим этого не удалось, в том числе и моему предшественнику по должности...

На западном берегу Сев. Донца части дивизии удержали небольшой плацдарм в районе населённых пунктов Щуровки, Залиман, Красная Гусаровка и некоторых других. Возводились оборонительные позиции по восточному берегу Донца. Штаб дивизии расположился в небольшом сельце с поэтическим названием Зеленый Гай, южнее города Балаклея. Части дивизии приводили себя в порядок, получали пополнение, восстанавливались командные и политические структуры, нарушенные в той или иной степени во время отступления. Большое значение для дивизии имело то обстоятельство, её командир, генерал Кулагин, лично вывез из окружения её знамя на каком-то подвернувшемся на его счастье нашем танке!

Своей важной и неотложной задачей я считал восстановление и развитие системы работы по моральному воздействию на противостоящего противника. Нужно было выявить в каждом из стрелковых полков по 2-3 человека из рядового и сержантского состава, знающих хотя бы в минимальной степени немецкий язык, снабдить их рупорами, обеспечить текстами передач и начать передавать немцам информацию на военные и политические темы. Требовалось также наладить при помощи личного состава разведывательных подразделений дивизии и полков распространение листовок, поступавших из 7-го отделения политотдела армии. Нужно было установить тесную связь с разведотделом штаба дивизии, с полковыми переводчиками и разведчиками, договориться о передаче мне трофейных документов и писем для их обработки и использования в работе, направленной на моральное ослабление вражеских солдат.

К этому времени в дивизию поступил приказ Военного Совета 6-й армии генерала И.Т. Шлёмина, в состав которой входила наша 35-я гв.сд, об организации работы среди войск и населения противника. Начальник политотдела дивизии приказал мне составить проект соответствующего приказа по дивизии и поставил задачу развернуть эту работу в нашем соединении.

Впервые дни апреля я начал выполнять, базируясь на упомянутые приказы по армии и дивизии, свою программу действий по восстановлению дивизионной структуры работы среди войск противника и запуску её в ход. Побывал во всех стрелковых полках, познакомился с замполитами и политаппаратом полков, с полковыми переводчиками и разведчиками, начал подбор рупористов. Наиболее хорошее впечатление произвёл на меня замполит 100-го полка гвардии майор Михаил Лукич Величай. Это был плотный, коренастый, крепко сбитый мужчина, большой физической силы, спокойный, неторопливый, уверенный в себе и внушающий эту уверенность своим собеседникам. Взгляд твёрдый, этакой внутренней хитринкой, как бы говорящий: «Ты там толкуй, у тебя прежде всего твой участок работы, а у меня, в масштабе полка, все участки, и я знаю их относительную важность!». С ним легче всего было решать все вопросы. Наоборот, замполит 101-го полка майор Весовень производил впечатление несколько высокомерного человека, какого-то леноватого что ли. А замполит 102-го полка мне почему-то не запомнился. В моих записях того времени сохранились фамилии рупористов, подобранных мною в полках: военфельдшер Богданов, Костяк, Ерёменко, Грачёв, Пчельников, Мезин, Зеленко, Самойликов, Мохов, Олимпиев. Где то в конце апреля - начале мая через линию фронта из окружения вышли ротные санинструкторы Купенская Лия и Новосёлова Ася. Первую из них я тоже привлёк к работе рупориста. Через некоторое время состав рупористов пополнился Бутенко, Михайловером, симпатичным армянином Казарьяном, днепропетровцем Мишурой. Надо сказать, что состав рупористов время от времени менялся: некоторые теряли интерес к этой работе и под теми или иными предлогами освобождались от неё, иные использовали её как трамплин для перехода на более интересное место службы: Богданов перешёл в политотдел дивизии и стал фотографом при дивизионной парткомиссии, Михайловер перешёл переводчиком в Особый отдел полка, а затем дивизии и т.д. К 10 апреля были изготовлены рупоры, и я решил вывести небольшую группу, по одному рупористу из каждого полка, на пробную передачу. В ночь с 14 на 15 апреля мы переправились через Донец на плацдарм и на одном из передовых постов я начал «вещать». Передал информации о последних военных и политических событиях, рассказал о бесперспективности дальнейшего ведения войны и предложил немцам переходить в плен. Затем я обратился в темноту с вопросом: «Слышите ли вы меня?» и предложил в подтверждение того, что меня слушают, дать одиночный выстрел из винтовки. Выстрел был дан! Продолжил передачу и через некоторое время предложил дать два одиночных выстрела. И опять выстрелы были даны. Наблюдая за присутствующими рупористами, заметил, как они заинтересованно следили за передачей. Затем предложил каждому из них обратиться к немцам с предложением: «Deutsche Soldaten und Offiziere! Gebt Euch gefangen!» («Немецкие солдаты и офицеры, сдавайтесь в плен!»). На этом мы закончили свою работу и благополучно вернулись в своё расположение.

Такие передачи должны были вестись регулярно. Обычно они велись ночью, с воцарением тишины на передовой. Вещание проводилось из всевозможных укрытий: из окопов, ячеек, из воронок от снарядов или авиабомб, из подвалов разрушенных домов, в условиях боёв в населённых пунктах. Вещать приходилось в любых условиях: ночью, в мороз, в грязь и слякоть, под ураганным огнем из всех видов оружия. Чем ближе к передовой, тем безопаснее. В ответ на наши передачи немцы часто отвечали огнем. Но иногда слушали с интересом, и просили повторить. Обычно, если передачи велись нашими, советскими военнослужащими, с соответствующим акцентом, отношение было более благожелательным. Но если говорил человек немецкого происхождения, то противник, особенно в тот период, приходил в неистовство и открывал огонь.

На второй неделе апреля ко мне из разведотдела дивизии начали поступать трофейные документы: письма, солдатские книжки, различные справки и т.п. Моё внимание обратила на себя стопка писем, найденная у убитого немецкого солдата Фридриха Фогта. Наиболее интересные выдержки из них я перевёл и отослал переводы вместе с письмами в 7-е отделение политотдела армии. Некоторые примеры: Отец Фогта, Христофор, в письме от 05.04.43. писал: «. Людвиг сказал в воскресение, что блажены те, кто отступают, так как они снова вернутся на родину.». Он же, в письме от 08.04.43.: «.Если станет слишком опасно, как под Сталинградом, то лучше руки вверх.». Сестра Фридриха, Вероника Гейсе, в письме от 10.04.43. написала: «.скажи врачу, что ты болен, не можешь больше воевать и постарайся выбраться из России. Пусть на фронт идут те, кто ещё полон энтузиазма, а нам уже давно надоело.. Скоро это уже не сможет больше так продолжаться. Интересно, когда же эта кампания насытится, неужели всем надо пожертвовать и ради чего?..».

21 апреля 1943 года старших инструкторов политотделов по работе среди войск и населения противника всех дивизий 6-й армии собрали на совещание при 7-м отделении политотдела армии. В работе совещания принял участие член Военного совета армии генерал-майор авиации Клоков. В 1942 году он был членом Военного Совета Воздушно-десантных войск. Клоков обратил внимание на мой парашютный знак и спросил, из какой я Воздушно-десантной бригады. Услышав, что из 23-й, он ещё раз взглянул на меня, но больше не расспрашивал. На совещании я познакомился с работниками 7-го отделения, которое возглавлял подполковник Грекул. С некоторыми из них, капитаном Цивенко, старшим лейтенантом Владимиром Лосевым, я впоследствии встречался. Познакомился также со своими коллегами из других дивизий, в том числе с инструктором из 20-й гвсд, капитаном Борисом Слуцким, ставшим в последствии известным поэтом. Слуцкий посмеивался над имевшим место боевым эпизодом на Залиманском плацдарме. Там один из батальонов, кажется 100-го гв сп, сменил в селе Красная Гусаровка соответствующее подразделение 20-й гвсд и на следующий после этого день внезапной атакой немцев был оттуда выбит. Это дало повод Слуцкому обратиться ко мне с вопросом: «Как же так? Мы вам сдали Красную Гусаровку по акту, а вы немцам сдали её без акта?».   Что-либо возразить против этого было трудно.

Вскоре после этого совещания к нам в дивизию поступила новая окопная звуковая станция (ОЗС), переданная в моё расположение. Для её перевозки была выделена лошадь с телегой. Была укомплектована её команда в составе механика и повозочного Михайловского, диктором был взят рупорист Бутенко. Таким образом, общее число военнослужащих, занимавшихся работой по «разложению» немцев в дивизии, вместе с рупористами, составило двенадцать человек - немалая сила! С получением ОЗС мы начали через неё проводить регулярные передачи на противника. Стало возможным передавать более сложные тексты. Следует сказать, что эффективность нашей работы стала проявляться, начиная с конца 1943 года, и значительно возросла в 1944 году, когда Красная Армия начала наращивать свои удары по фашистам.

Из 7-го отделения армии к нам в довольно больших количествах поступали листовки, которые я передавал дивизионным и полковым разведчикам для заброски к немцам. Одна из них сохранилась в моём личном архиве. Её шапка содержала призыв: «Lesen und an die Kameraden weitergeben!» («Прочти и передай товарищам!»). Заголовок гласил: «ALLES MAL HERHOREN! Das letzte Aufgebot der Fuhrung heiszt jetzt: TOTAL mobilisierung». («Слушайте все! Последний призыв руководства теперь гласит: Тотальная мобилизация»). И далее в тексте листовки обращения к немецким женщинам и девушкам, итальянцам, венграм и румынам, иностранным рабочим. Затем два абзаца, посвящённых эсесовцам и общему заключению: «После тотальной войны тотальная мобилизация!». После каждого абзаца следовало двустишие. Например, после абзаца, посвящённого эсесовцам, которых перебрасывают с фронта на службу в Германию, двустишие «Auch gibt es Arbeit weil und breit, als Troster fur die Weiblichkeit». («Предстоит много работы в качестве утешителей женской половины»).

В течение мая и июня на нашем участке фронта шли так называемые бои местного значения. В этот период мы проводили передачи через ОЗС и рупора. С рупористами проводились семинары. Я выступал в закреплённых за мною разведподразделениях с информациями о международных событиях, о противостоящем противнике (насколько позволяли довольно скудные сведения о нём).

24 мая было опубликовано сообщение о самороспуске Коминтерна. Пришлось выступать с сообщениями и по этому вопросу.

С началом 5 июля сражения на Курской дуге мы увеличили количество выступлений и по ОЗС, и через рупора. Передавали содержание сообщений Совинформбюро о ходе этой гигантской битвы.

В моём архиве сохранилась листовка Политотдела нашей армии, обращённая к нашим бойцам и командирам. Наверху справа обязательная в те времена фраза: «Смерть немецким оккупантам!». Далее следовало сообщение «От Советского информбюро»: Из оперативной сводки за 11 июля. 11 июля наши войска   на   ОРЛОВСКО-КУРСКОМ   и   БЕЛГОРОДСКОМ   направлениях продолжали отбивать атаки танков и пехоты противника. Нашими войсками на Орловско-Курском и Белгородском направлениях за день боёв подбито и уничтожено 162 немецких танка. В воздушных боях и огнём зенитной артиллерии сбит 31 самолёт противника.

Затем следовали более подробные сообщения о боях на обоих направлениях. На Орловско-Курском направлении, против Центрального фронта генерала Рокоссовского, противник вновь попытался крупными силами прорвать советскую оборону. Несмотря на одновременный ввод до 400 танков и большого количества пехоты, атаки гитлеровцев провалились. К исходу дня противн6ик был отброшен на исходные позиции, потеряв большое количество танков и свыше 2000 солдат и офицеров. На другом участке наши штурмовики уничтожили несколько десятков вражеских танков, рассеяли и частью уничтожили до двух полков немецкой пехоты. Сорвав атаку немцев и воспользовавшись дезорганизацией противника, наши части выбили гитлеровцев из двух населённых пунктов. На Белгородском направлении, против Воронежского фронта генерала Ватутина, наши войска продолжали вести упорные бои с противником. На позиции н-ской части наступало более 100 вражеских танков. Наши бойцы уничтожили 34 танка, 3 бронемашины и 14 орудий противника. Советская авиация прикрывает наземные войска и наносит тяжёлые удары по технике и живой силе немцев.

Искушённому читателю было ясно, что Рокоссовский успешно отражает натиск фашистов и наносит им ответные удары, а Ватутин старается сдержать немецкие удары, но вынужден отходить. Соответственно обрабатывая эту информацию, мы передавали её немцам в такой редакции, чтобы им становилось ясно, что их наступление на Курской дуге проваливается.

В течение второй половины июля и в августе наша дивизия по приказу штаба армии пыталась вести наступательные действия против противостоящего противника, но, не имея достаточных сил и средств, успеха не имела и несла большие потери. Особенно тяжёлыми были бои с 15 по 22 августа, когда в результате безуспешных атак, из всей дивизии осталось менее одного стрелкового батальона, не считая артиллерии и спецчастей. «Неделя и дивизии нет.», записал я в своём дневнике. В начале августа нашу дивизию перевели в состав 1-й гвардейской армии. В 7 отделении политотдела армии я познакомился с некоторыми его работниками: Галкиным, Ишутиным, Рогулёвым. В последней неделе августа слева от нас наши части прорвали фронт немцев. В прорыв вошли наши танки и создали угрозу окружения противостоящим нам вражеским подразделениям. Немцы начали достаточно планомерный и организованный отход. В нашу дивизию, не успевшую оправиться после тяжёлых боёв и получить полностью пополнение, поступил приказ перейти в первый эшелон и включиться в преследование отступающего противника. Он был сильно ослаблен, о чём свидетельствовали показания допрошенных мною пленных. Один из них показал: «У нас так слабо, что нам на помощь подбросили 2-й батальон 81-го полка 15-дивизии». Я немедленно передал эти ценные сведения в разведотдел дивизии.

Мы старались активизировать наши передачи через ОЗС и рупора. Во время работы ОЗС в ночь с 3 на 4 сентября был легко ранен Михайловский. Получив необходимую помощь в медсанбате, он вернулся в строй. Это была существенная помощь.

Преследуя отходящие перед фронтом дивизии части 1-й немецкой танковой армии генерал-полковника фон Макензена, наша дивизия наносит врагу ощутимые потери. В боях с нашими частями противник за сутки с 8 по 9 сентября потерял 3 подбитых и сожжённых танка, 4 станковых пулемёта, до 100 убитых и раненных солдат и офицеров.

Вынужденный под натиском наступающих соединений нашего Юго-Западного фронта отход противника всё больше превращается в беспорядочное бегство. Озверевший враг применяет безжалостную тактику «выжженной земли». По приказу командующего немецкой группы армий «Юг» генерал - фельдмаршала Эриха фон Манштейна от 11 сентября 1943 года осуществляется зверский план полного опустошения оставляемой территории. В приказе прямо говорилось: «... Любыми средствами добиваться того, чтобы сельское население вместе с лошадьми и крупным рогатым скотом уходило на запад... Материальные средства, которые не могут быть вывезены в тыл, должны быть уничтожены любыми средствами».

Фашисты всё сжигали на пути своего отступления. Кругом горели сёла. Враг стремился силой угнать с собой местных жителей. В течение 10 - 15 сентября части дивизии прошли через сожженные населённые пункты Ново-Благодатное, Логиново, Даниловка, Фёдоровка, Владимировка, Каменка. В селе Каменка гвардейцы обнаружили зверское злодеяние немецко-фашистских головорезов: 12 человек - стариков, женщин и детей были расстреляны за отказ уйти из родного места и попытку скрыться в близлежащем овраге. Никто из гвардейцев 35-й дивизии не забудет боль и ожесточение, лютую ненависть к фашистским захватчикам, которые охватывали каждого бойца и командира при виде этого разгула террора и разрушения.

Именно в эти дни сложились слова, вписанные мною в проект ноябрьского приказа частям 35-й дивизии, который мне поручили написать: «. В боях за Заднепровский плацдарм выдвинулись сотни героев-гвардейцев, бесстрашно сражавшихся за Отчизну, не отступавших перед смертью. Они, - эти гвардейцы, - шли через сожжённые сёла и разрушенные города, мимо плачущих женщин и детей, по разорённой и обездоленной земле. Гнев и месть переполняли их сердца и беспощадно били они фашистских гадов, не жалея ни своих сил, ни жизни.».

В ходе нашего наступления 100-й и 101-й полки приняли участие в боях за освобождение города и крупного железнодорожного пункта Лозовая. В боях на улицах города погиб командир 100-го полка гвардии полковник М.И.Шапошников. По приказу командования он был похоронен в Лозовой.

За участие в освобождении Лозовой нашей дивизии было присвоено почётное наименование «ЛОЗОВСКАЯ».

Имеется интересное свидетельство врага о боевых действиях наших войск в районе Лозовой. В конце октября 1943 года в руки разведчиков 35-й гв.сд попал дневник убитого под хутором Вишнёвый на правом берегу Днепра немецкого лейтенанта К.Ф. Брандеса, подразделение которого отступало перед фронтом нашей армии. Вот что записал он в свой дневник в эти дни: «. уже много отступающих полков и даже части власовской армии.. В Лозовой мы видели нашего командующего фон Макензена. Спокойствием он не очень-то отличался. Он выезжал из города в то время, как русские танки пытались ворваться в город с противоположной стороны. Я редко видел такую неразбериху, несмотря на то, что тысячи солдат, множество офицеров и даже один генерал были брошены на защиту города, 62-я дивизия была уже совершенно разбита и рассеянна. Везде мы натыкаемся на её остатки.. Отступление здесь на юге всё более катастрофично отражается на нашей дивизии.... Ежедневно слышишь о новых тяжёлых потерях...»

Продолжая наступление, части нашей дивизии 22 сентября подошли к Днепру и начали подготовку к его форсированию. Приказом командира дивизии головным полком при проведении этой операции был определён 100-й полк. Перед личным составом полка была поставлена задача, первыми переправиться через Днепр, выбить немцев из прибрежных траншей и, закрепившись на правом берегу реки, развивать наступление с целью овладеть селом Войсковое, расположенным примерно в километре севернее от места переправы. Форсирование было назначено в ночь с 26 на 27 сентября.

Днём 26 меня вызвал начальник политотдела гвардии полковник Саковский и сказал: «Сегодня ночью 100-й полк должен форсировать Днепр. Отправляйся в полк, возьми свои листовки (для немцев), передай с ними, проверь подготовку к форсированию, побеседуй с бойцами. Возьми с собой двух-трёх политработников из резерва. Если будет необходимо, направь кого-нибудь из них по твоему усмотрению с полком на плацдарм». Из резерва выделили трёх человек, в их числе капитана Цапалова, вернувшегося из госпиталя после ранения, полученного в нашей дивизии, где он был замполитом батальона.

Пришли мы в расположение 100-го полка уже в сумерки. Командир полка двадцатисемилетний гвардии майор И.М. Полищук, назначенный на днях на эту должность взамен погибшего при освобождении Лозовой 16 сентября полковника М.И. Шапошникова, замполит полка гвардии майор М.Л. Величай, штаб полка завершают подготовку к форсированию реки. К берегу подведены лодки, плоты. В темноте снуют люди к берегу и от него, приглушённые разговоры, иногда звяканье оружия, призывы к тишине. Полк сосредоточен немного поодаль от реки. На той стороне Днепра время от времени вспыхивают ракеты. С шелестом пролетают мины, немцы ведут так называемый «беспокоящий» огонь. Одна из мин разорвалась на берегу, есть раненые, слышны стоны. Пробежали санитары.

Направив товарищей из резерва в подразделения полка, подхожу к Величаю. Выясняю интересующие вопросы. Меня удивляют его несколько необычное настроение. Как правило, спокойный и уверенный в себе, даже в минуты большой опасности, на этот раз он показался мне каким-то грустным. Не было ли у него предчувствия беды? Спрашиваю: «Что это ты загрустил?» «Тебе хорошо, - отвечает, - ты остаёшься здесь, а нам переплавляться!» Меня эти слова задели. До этого у меня не возникала мысль о том, чтобы принять участие в форсировании, да и не ставили передо мной такую задачу. «Почему ты так думаешь? - говорю - может быть, и не останусь.»

Он отнёсся к моим словам недоверчиво и отошёл. Не скажу, что я в этот момент уже твёрдо всё решил, но чувство, что будет нехорошо, если они отплывут, а я останусь, у меня появилась.

И вот команда «по лодкам». Вместе с Величаем, подходим к берегу. Бойцы, стараясь соблюдать тишину, начинают усаживаться в лодки, забираются на плоты. В лодку передового отряда со своими полковыми разведчиками грузится заместитель по разведке начальника штаба полка гвардии старший лейтенант Г.И. Житников.

В одну из лодок садится замполит, я устраиваюсь рядом с ним, прошу передать в политотдел о том, что принял решение переправляться вместе с полком. Величай удивился: «Ты куда?» «С вами, чтобы ты не думал, что дивизионщики только сзади». «Да я и не думаю, - возразил Величай, - ну знаешь, не ожидал я этого от тебя. Доплывём до того берега, представлю к ордену». «Подожди насчёт ордена. Раньше нужно до берега добраться. Плавать ведь я не умею!». Лодка отчалила. Переправились мы благополучно, захватили первые траншеи, в которых были только отдельные вражеские посты. Фашисты, не ожидавшие, что мы с ходу приступили к форсированию Днепра, отсиживались в хатах села Войсковое.

Сразу с утра 27 сентября разгорелись ожесточённые бои. Немцы всеми силами старались сбросить нас в реку. А ведь в первую ночь нас переправилось не так уж много. Наше спасение заключалось в сильнейшей артиллерийской поддержке с левого берега. Но мы несли тяжёлые потери. О напряженнейшем положении впервые дни боёв на Заднепровском плацдарме свидетельствуют следующие записи в дневнике упомянутого выше лейтенанта Брандеса:

27.09.1943 Вчера рано утром русские захватили на участке нашего полка, на этом берегу Днепра плацдарм. Два дня отбивают они наши ожесточённые контратаки, уже нанеся нам тяжёлые потери. Всё время только слышишь о раненых и убитых. По-прежнему они вводят в действие огромное количество тяжёлого оружия и самолётов. Но, несмотря на это, завтра утром они должны быть окончательно сброшены. Будем надеяться!

28.09.1943 Русская артиллерия очень сильна и разбивает всё. Наши атаки захлебнулись.. Атаки танков и пикировщиков также мало помогают.. По всем расчётам речь идёт только о 200-400 русских на этом берегу. Если бы они не вводили только так много артиллерии и авиации. Русские стреляют как сумасшедшие. Раненных и убитых всё больше..

29.09.1943 Тяжёлый огонь русских, продолжающийся часами. Горят все дома, каждый уголок изрыт и перерыт. Наше наступление не может продолжаться. С таким количеством людей это чистейшая бойня. Выправить положение невозможно. Много тяжёлых потерь. Капитан Шлейхер погиб. Капитан Леккер разорван прямым попаданием..

30.09.1943  ...Опять день тяжёлых потерь и малых успехов. Лейтенант Бергман убит, старший лейтенант Ульрих погиб. Я никогда не слышал таких страшных ругательств, как сейчас от наших раненых.

01.10.1943 . ...Наши жалкие остатки теперь - резерв полка. В бой бросаются новые дивизии. Ничтожные успехи немцев... Лейтенант Хан пропал без вести, капитан Шторм лишился обеих ног, а Ридель убит во время контратаки. Я больше не могу писать, я любил его больше всех: так молод и должен был так рано погибнуть! Несчастная Германия, у которой отнимают эту молодёжь, несчастная родина... 03.10.43. ... Груда убитых растет... Я командую 1, 2 и 3-й ротами. В действительности все три роты составляют кучку, не более 30 человек...

А для нас эти дни были заполнены атаками и контратаками, бомбёжками, разрывами мин и снарядов, стрельбой, криками и шумом боя, сменявшимися короткими паузами тишины, беспокойного сна, который прерывался новыми приступами фашистов.

Порой в отдельных наших подразделениях бывали моменты замешательства, немцы на каком-то участке скапливали превосходящие силы и нажимали так, что некоторые не выдерживали. Тогда производили перегруппировку наших сил, бросались в контратаки, восстанавливали и даже улучшали свои позиции.

Чтобы можно было почувствовать драматизм ситуации, приведу отрывки из политдонесения политотдела нашей дивизии № 51 от 29 сентября 1943 года, адресованного начальникам политотделов 6-й армии генералу Ортенбергу и 26-го корпуса полковнику Дубровскому:

«К двум часам дня 27 09 1943 года немцы перегруппировали свои силы и с танками, самоходной пушкой перешли в контрнаступление, подразделения 100 гв.сп. отступили и в метрах 300-400 южнее села заняли оборону. Вот при каких обстоятельствах было оставлено 27.09.1943 года село Войсковое:

1.  Противник не был выбит полностью из села, в результате чего немцы имели возможность перегруппировать свои силы, подтянули танки… и перешли в контрнаступление, прямой наводкой из танков и самоходной пушки, в упор, расстреливая наши боевые порядки.

2.  На этом участке был армейский истребительный дивизион, который, видя танки противника, попятился назад, заметив это, бойцы подразделений 100 гв.сп. начали отходить.

Командир 1-го батальона гвардии старший лейтенант тов. ИВАНОВ с оружием в руках восстанавливал порядок. Противник усилил огонь из всех видов оружия. В этом бою вышел из строя командир 1-го батальона ИВАНОВ, командир 2-го батальона ОБИХОД, вышел из строя почти весь офицерский состав батальонов. На участке боя положение создалось исключительно тяжёлое. Побежали бойцы армейского истребительного дивизиона, 100 гв.сп. Подразделения полков смешались, противник вёл сильный огонь из всех видов оружия. В этой сложной обстановке командир 100 гв.сп. гвардии майор тов. ПОЛИЩУК, его заместитель по политчасти гвардии майор тов. ВЕЛИЧАЙ и инструктор политотдела по работе среди войск противника гвардии старший лейтенант тов. ФРИДЛАНД остановили бежавших бойцов, и сами лично повели подразделения полка в наступление на село ВОЙСКОВОЕ. Но село взято не было, а лишь южная окраина его..

В течение 27 сентября 1943 года подразделения 100 гв.сп. три раза врывались в село и все три раза были выбиты из села превосходящими силами противника... За два дня боёв части дивизии понесли большие потери убитыми и раненными. Только один 100 гв.сп. понёс следующие потери: из переправившихся 330 человек убито и ранено 182 чел. Осталось в строю 148 человек. В первом стрелковом батальоне из 72 человек стрелков осталось в строю 10 человек.».

Политдонесение подписал заместитель начальника политотдела гвардии майор ЮДИН.

Однако продолжу рассказ о дальнейшем развитии событий на плацдарме. Как я уже писал, нам приходилось нелегко.

29  сентября в бою за взятие первых улочек Войсковое погиб командир 100-го полка гвардии майор Иван Михайлович Полищук. Это был храбрый и умный офицер. Недолго командовал он полком: принял полк после Лозовой, возглавил его при форсировании Днепра, бесстрашно и твёрдо командовал им в ожесточённых боях по образованию, удержанию и расширению плацдарма, на третий день сражения за Днепром повёл полк в атаку на Войсковое и тут нашла его смерть в бою.. В этот же день при бомбёжке был засыпан командный пункт дивизии, где находился переправившийся минувшей ночью на плацдарм командир дивизии генерал Кулагин. Погибли несколько человек и среди них начальник связи дивизии подполковник АНИСИМОВ и адъютант генерала старший лейтенант ТРАПЕЗНИКОВ.

 Между прочим, когда ночью я вернулся с передовой на КП и застал там генерала, доложился ему, то неожиданно он спросил меня, чем бы я хотел быть награждённым: орденом Красного Знамени или орденом Отечественной войны 1-й степени? Думая потом об этом неординарном вопросе, я отнёс его к тому, что он уже знал, что впервые сутки форсирования я был единственным представителем управления дивизии на плацдарме.

 30 сентября продолжались упорные попытки немцев ликвидировать наш плацдарм. Но у нас были уже сосредоточенны на нём значительные силы, и уже всем становилось ясно, что основная задача наша выполнена. Плацдарм создан, расширен и теперь он будет существовать несмотря, ни на что. Я в этот день с утра был в 100-м полку, разговаривал с его замполитом, М.Л. Величаем, а затем вернулся на КП дивизии. А после обеда , во время второго в этот день сильного артналёта, Величай был смертельно ранен и, не приходя в сознание, скончался. Это был тяжёлый удар. Замполита любил личный состав полка, его знали и уважали во всей дивизии.

По приказу командования тела командира и замполита 100-го полка были переправлены на левый берег Днепра, перевезены и захоронены в городе Синельниково с отданием воинских почестей. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 февраля 1944 года гвардии майорам И.М.Полищуку и М.Л.Величаю было посмертно присвоено звание Героев Советского Союза.

Впервые дни октября 1943 года ожесточённое сражение за Днепром продолжалось с неослабевающей силой. Противник прилагал все усилия для того, чтобы ликвидировать опаснейший для него плацдарм, с которого впоследствии  развернулась  Никопольско-Криворожская  наступательная операция 3-го Украинского фронта. Но надежд на это у врага уже не оставалось, о чём свидетельствует запись в дневнике Брандеса:

04.10.1943 «.... В настоящее время, полня до Днепра, ликвидация плацдарма уже не планируется, так как мы не располагаем достаточными для этого силами. Наоборот, ожидаются скорее дальнейшие прорывы русских. При этом погибнут, вероятно, последние оставшиеся в живых. У меня такое впечатление, что наиболее тяжёлое время у нас ещё впереди».

И в этом фашистский лейтенант не ошибся.

Лично для меня первый напряжённый этап боёв на плацдарме за Днепром закончился вечером 2 октября, когда при массированном налёте вражеской авиации был засыпан узел связи 100-го полка, на котором вместе с другими офицерами штаба полка я находился. На узле связи, как вспоминает начальник разведки полка Г.И.Житников, находились начальник штаба полка капитан Васькин, два майора из политотдела корпуса, старший лейтенант А.М. Фридланд из политотдела дивизии, сам Житников и связистка штаба полка Галя Богомолова (в замужестве Г.И.Смирнова). Представляется интересным привести отрывки из воспоминаний Житникова и Смирновой:

Из воспоминаний Г.И. Житникова:

«.. Это произошло 2 октября. Самолёты противника непрерывно бомбили наши боевые порядки.. От близких разрывов тяжёлых бомб вздрагивала и осыпалась земля в погребе, где в это время находился штаб полка и разместился узел связи. Мне помнится, как в погреб буквально ввалился инструктор политотдела дивизии А.М. Фридланд и крикнул: « А эта летит на нас!».. Крупная бомба разорвалась у входа .. Всех нас засыпало землёй. Обвал произошёл в момент, когда начальник штаба Васькин говорил по телефону. Рядом с ним была Галина Богомолова. (Примечание А.М. Фридланда).... Из под ниши, где прежде хранились овощи, доносились стоны.. Не слышно было политрука Фридланда. Меня сильно ударило по голове и по плечу. Сознание, вероятно, отключилось ненадолго. Болели грудь. нога.уши. Другой ногой я мог двигать. Она оказалась под большим ящиком, который в штабе использовался вместо стола. Было трудно дышать.. И полнейшая тьма.. Я услышал приглушённый голос Галины: «Держись. Мы выстоим. Ты ведь сильный.». Видимо она пыталась чем то помочь капитану Васькину. «Кто живой?» - спросила она. Отозвался Фридланд. Его голос слышался за моей спиной. Я сказал, что также частично погребён. При этом не узнал своего голоса.. Вскоре стал ощущаться недостаток воздуха.. «Свет! Я вижу свет. Слева от меня лучик дневного света!» - неожиданно вскричал политрук Фридланд.. «Кто живой, отзовись?». Это молодо лейтенант Юра Русинов прокричал над нашей головой в небольшое отверстие, куда из погреба выходили обрывки телефонных проводов.. Нас откопали, остальные погибли. Больше часа продолжалось наше погребение.. За это время окраину села, где находился этот заваленный погреб, дважды захватывали автоматчики противника и дважды отбивали гвардейцы 100-го полка..

Из воспоминаний Гали Богомоловой.

«. 2 октября начальник штаба полка капитан Васькин подсчитал количество оставшихся бойцов. Их было около двадцати. Он пришёл на узел связи доложить обстановку. Я находился за домом. В яме было много раненных. Я помогал перевязывать и отправлять их к Днепру. Снова очередная атака. Немцы при помощи артиллерии, самолётов и танков пытаются сбросить нас в Днепр. Раздался гул. Подняла голову, а в небе - туча самолётов. Я побежала в свой погреб на узел связи. В это время прыгнул в погреб старший лейтенант А.М. Фридланд и крикнул: «Эта бомба летит прямо на нас». Разорвалась она, и нас завалило землёй. Но я успела передать о случившемся. Задыхаясь от недостатка воздуха, мы думали о том, что сейчас делается на верху. Сапёры под командованием лейтенанта Юрия Русинова откапывали нас под страшным миномётным огнём.. »

После того, как нас откопали, мы были перенесены на переправу через Днепр и отправлены на левый берег реки, где мы отлежались на медпункте 100-го полка. Свою контузию я перенёс её на ногах.

На второй неделе октября 1943 года интенсивность боевых действий на Заднепровском плацдарме снизилась, и мы смогли заняться пропагандистской работой с противостоящим противником. В дивизию поступило значительное количество агитмин и агитгранат, начинённых листовками и пропусками для перехода в плен. Впервые мы получили 25 экземпляров газеты «Freies Deutschland», органа созданного летом 1943 года Национального Комитета «Свободная Германия», которые мы передали разведчикам для переброски противнику. Увеличили количество передач для немецких солдат и офицеров через ОЗС и через рупора. В период с 17 по 20 октября нами была проведена 51 передача для немцев. Во время одной из передач через ОЗС в 1-м батальоне 102 полка я познакомился с заместителем командира батальона по строевой части капитаном Разиным. Он был евреем из Узбекистана, и мы с ним довольно обстоятельно поговорили.

На совещании в 7-м отделении Политотдела армии 22 октября перед нами была поставлена новая для нас задача, подбирать подходящих для этой цели пленных и перебрасывать их в противостоящие подразделения противника для того, чтобы убедить солдат вернуться с ними, сдаться в плен Красной Армии. Предполагалось, что в условиях нашего успешного наступления и деморализации противника такая работа может дать положительный эффект. 23 октября наша дивизия вместе с другими дивизиями нашего корпуса перешли в наступление. Уже в первый день наступления были захвачены пленные, из числа которых я вкратце допросил 12 человек. Примерно, в эти же дни наша дивизия была переброшена в состав 8-й гвардейской армии генерала В.И. Чуйкова, героя обороны Сталинграда. Нашим новым корпусом, 4-м гвардейским, командовал генерал Глазунов, бывший командующий Воздушно-десантными войсками Красной Армии.

Наше начавшееся 23 октября наступление развивалось очень трудно. Недостаток сил и средств, отвратительные погодные условия не давали возможности наращивать темп наступления. В нашей работе на противника мы проводили обычные мероприятия: передачи через ОЗС, выступления рупористов, заброска листовок. Всеми способами старались убедить солдат противника в том, что война фактически фашистской Германией уже проиграна, дальнейшие их боевые действия ведут только к затяжке её неизбежного конца и к лишним людским потерям и страданиям.

С 11 по 19 декабря в Днепропетровске при 7-м отделе Политуправления фронта проводилось совещание старших инструкторов политотделов дивизий. Благодаря этому мне удалось лично познакомиться с моими коллегами, прежде всего по нашей 8-й гвардейской армии, в том числе с Семирягой из 27-й гв.сд, Ройтманом из 57-й дивизии. По пути в Днепропетровск я заехал в 7-е отделение политотдела армии, где закрепил знакомство с начальником отделения А.П. Шелюбским, его заместителем Стерником, инструктором литератором Малышевым. Познакомился с работниками 7-го отдела ПУ фронта: Шевченко, Лосевым, Цивенко, Каплан, милой девушкой Катей, секретарём 7-го отдела, вышедшей впоследствии замуж за Шевченко. К сожалению, мне сильно не повезло - я вынужден был из-за сильной простуды пропустить большую часть семинара. Меня не оставили в беде - навещали, рассказывали о ходе занятий.

Вскоре после возвращения из Днепропетровска начался новый этап нашего наступления. Части дивизии продолжали продвигаться на запад, преодолевая сопротивление противника. В этот период мне удалось заслать ещё несколько пленных, и в их числе Георга Цюрца и француза Петера Фонгольца. Последний вернулся не один, а с каким-то немецким солдатом, фамилии которого в моих записях не сохранилось.

В начале января 1944 года части нашей дивизии завязали упорные бои за овладение населённым пунктом Бузулук. В этих боях мы несли значительные потери. В частности мне рассказали, что пропал без вести упоминавшийся мною замкомбат из 102-го полка капитан Разин. В скорее началась Никопольско-Криворожская наступательная операция нашего 3-го и соседнего 4-го Украинских фронтов. В ходе этого наступления части нашей дивизии разгромили подразделения немецкой 16-й мотодивизии и в частности её штабную автоколонну. Рассматривая в одном из автобусов штабные папки, я наткнулся на протокол допроса попавшего в плен под Бузулуком капитана Разина, переписал и перевёл его. Однако на определённом этапе допрос был прерван, так как пленный вследствие своих тяжёлых ран больше не мог отвечать. Под протоколом стояла неразборчивая подпись какого-то капитана.

29 февраля 1944 года завершилась Никопольско-Криворожская наступательная операция, за активное участие в которой наша дивизия (35-я гвардейская стрелковая дивизия под командованием генерал-майора Кулагина - А.Ф.) была награждена орденом Суворова 2-й степени.

В этот же день части дивизии переправились через реку Ингулец и овладели посёлком того же наименования, захватив при этом нескольких пленных из немецкой 16-й мотодивизии, которых я допросил.

Между тем, 6 марта 1944 года началась наступательная Березнеговато-Снигирёвская операция войск 3-го Украинского фронта, в которой наша дивизия приняла активное участие. За успешное выполнение задач, поставленных командованием, дивизия была награждена орденом Богдана Хмельницкого 2-й степени.

В эти дни мы проводили обычную пропагандистскую работу на противостоящего противника. 11 марта был проведён семинар рупористов. В тот же день я допросил трёх пленных - одного югослава и двух австрийцев. Пятнадцатого марта на нашем участке фронта добровольно сдались в плен 14 вражеских солдат во главе с командиром взвода оберфельдфебелём Бертольдом. Восемнадцатого марта Березнеговато - Снигирёвская операция завершилась, а через неделю, 26 марта, началась Одесская наступательная операция. Десятого апреля части нашей дивизии вместе с частями других соединений вступили в Одессу. Яркое солнечное утро, ликующие толпы на улицах и, пройдя мимо знаменитого Одесского театра к зданию горисполкома, я впервые в своей жизни увидел синее, Чёрное море.

К сожалению, не задержавшись в Одессе, дивизия продолжила наступление и к 14 апреля вышла на восточный берег Днестра. После небольшой оперативной паузы в штаб дивизии поступил приказ о форсировании вместе с другими соединениями 8-й гв. армии Днестра в ночь с 24 на 25 апреля на участке находящегося на правом берегу реки населённого пункта Паланка. Из-за серьёзной ошибки разведки, принявшей пойму Днестра за его основное русло, части, принимавшие участие в форсировании понесли значительные потери, но выполнить поставленную задачу не смогли. Мне, как и другим офицерам дивизионного звена довелось принимать участие в этой операции на линии ротных командиров, и я вместе с другими участниками форсирования испытал всю горечь неудачи. К утру поступил приказ отойти на исходные позиции и приступить к приведению частей дивизии в порядок. Через несколько дней всей армии было приказано переместиться на север и сменить соединения 5-й ударной армии 2-го Украинского фронта на Заднестровском плацдарме в районе населённых пунктов Пугачены, Шерпены. К 7 мая этот приказ был выполнен и несколько дивизий нашей армии заняли боевые позиции на плацдарме. Здесь нашу армию опять постигла серьёзная неудача. Немцы сумели скрытно от нашего командования сосредоточить превосходящие силы, в том числе несколько танковых и мотострелковых дивизий и неожиданно в ночь с 9 на 10 мая нанести сильные удары по нашей линии обороны, которая была прорвана в нескольких местах. В некоторых подразделениях возникла паника, началось беспорядочное отступление.

В то же время 100-й полк нашей дивизии под руководством командира полка Воинкова и его штаба сумел отразить немецкие атаки и сохранил свои позиции. Как раз накануне в нашу дивизию прибыла МГУ (МГУ - мощная громкоговорящая установка, базировалась на грузовой автомашине) политотдела армии, успевшая провести несколько передач на противника и в том числе вечером 9 мая. После начала немецкой артподготовки экипаж решил отъехать на КП дивизии, при невыясненных обстоятельствах машина заехала в кювет. Видимо, через час или два после этого я наткнулся на МГУ, зашёл внутрь, не обнаружил каких-либо разрушений и решил срочно пойти на КП дивизии и прояснить ситуацию. Доложил помощнику политотдела дивизии подполковнику Волкову о случившемся, но в обстановке нервозности он приказал мне срочно погрузить на мою подводу металлический ящик с партдокументами, а также дивизионную ОЗС и любой ценой переправить всё это на правый берег, пообещав, что с армейской МГУ попытается разобраться. Увы, как показали дальнейшие события, сделать это ему не удалось...

На единственном мосту через Днепр царила паника. В этих условиях я усадил на телегу нескольких раненных, выхватил пистолет и, идя впереди телеги, смог прорваться через мост.

В этот момент, навстречу потоку бежавших, на плацдарм переправлялась свежая 57-я гвардейская дивизия нашей армии, находившаяся в армейском резерве и получившая задачу контратаковать наступающих фашистов и в какой-то степени стабилизировать обстановку.

Уже, будучи в госпитале, я узнал, что 57-я дивизия свою задачу выполнила.

Прибыв в расположение политотдела я доложил сравнительно недавно прибывшему на эту должность, его начальнику, подполковнику Жиженову, успевшему зарекомендовать себя далеко не наилучшим образом, особенно по части смелости. Жиженов выразил своё неодобрение тому, что я покинул плацдарм, несмотря на то, что я сообщил ему, что выполнял распоряжение его заместителя, и, несмотря на то, что потеря ящика с печатью и с документами грозила ему, как минимум снятием с понижением в должности. Дело было уже утром, и он приказал мне, а также вновь прибывшему старшему инструктору по оргпартработе майору Ефименко и сотруднику дивизионной газеты старшему лейтенанту Васёву, немедленно отправиться обратно на плацдарм. В ответ на мой вопрос, не разрешит ли он сначала позавтракать, Жиженов покраснел и ничего не ответив, вышел из комнаты.

Основательно подкрепившись, мы втроём отправились на плацдарм. Не далеко от моста и к нашей беде, так же недалеко от армейского артсклада, мы встретили возвращавшихся с плацдарма нескольких офицеров штаба дивизии. Присели обменяться информациями. И тут из облаков вывалилось достаточно большое количество вражеских бомбардировщиков Ю-88, образовало кольцо и начали бомбить склад и заодно и нас, грешных. В этой бомбёжке была ранена вся наша группа. Это случилось 11 мая 1944 года.

После первичных перевязок нас переправили в армейский полевой госпиталь, где наши раны просмотрели уже профессионально, обработали их и сделали рассечение. Из меня извлекли несколько осколков, а несколько оставили «на память» на всю оставшуюся жизнь. В армейском госпитале, а затем во фронтовом эвакогоспитале № 3113, находившемся в Днепропетровске, мне пришлось пробыть до 14 июня. Будучи ещё в армейском госпитале, я получил письмо от начальника 7-го отделения политотдела 8-й гвардейской армии гвардии подполковника Александра Павловича Шелюбского. Нужно сказать, что уже при первом знакомстве он вызывал к себе живейшее чувство симпатии. Как я потом узнал, участник гражданской войны, работал в печати, затем приобрёл историческое образование, занимался научной деятельностью, знал немецкий язык. С начала войны был направлен в систему 7-го управления ГлавПУРа. Как уже было сказано выше, я с ним познакомился, будучи представлен ему, когда наша дивизия в двадцатых числах октября была переведена в состав 8-й гвардейской армии. Получив мою записку с сообщением о ранении, он написал мне в госпиталь письмо, в котором, в частности, писал: «... Очень рад Вашей записке, как и тому, что Вы живы остались. О Вашем ранении я уже знаю. Будем надеяться, что оно легкое, и Вы скоро вернётесь в строй. Временно для замены Вас сегодня послал лейтенанта Березу, но только временно, надеясь, что Вы скоро вернётесь. О ЗВС (МГУ). Погиб Гурвич в 80 метрах от места, где была подбита ЗВС. Документы его и партбилет забрал Попов. Аппаратуру при подходе противника взорвали гранатами (выполнил это ст. звукооператор т. Лопанов). Остальная часть экипажа выбралась благополучно. Только Лопанову в связи с выполнением задачи не дать противнику в руки станцию, пришлось переплывать Днестр, но он на доске перетащил все свои документы и автомат. Кто-то, ссылаясь на Вас, (не знаю точно кто), распространил слух, что станцию бросили там, где она вещала целой и невредимой. Тут что-то из области слухов. Напишите, в чём дело? Дернберг говорит, что Вы ночью под машиной от обстрела скрывались именно там, где она свалилась. Это Вы ему рассказывали, но о том, что станция целая и невредимая и может идти своим ходом, он заявляет, что Вы ему не говорили. Видимо, кто-то наворотил. В общем, станция погибла. О себе. Я попал в пиковое положение. Остался на ночлег в с. Пугочень у Миллера и дождались пока автоматчики ворвались в село. Туда они проникли через полчаса после артподготовки - просочились в село вдоль берега во время артподготовки. К себе добрался 11 числа. Машина моя сгорела на переправе. Погибли станции Кугаткина и Беленького. Имеются некоторые потери в рупористах. Вот и всё. Всё восстанавливаем сейчас. Одну машину уже достал. Положение на плацдарме улучшилось. Наши находятся у с. Пугочень. Сейчас идёт наше наступление. Противник выдохся. Уготована ему здесь солидная баня. События 10 мая - эпизод в разгроме коварного и упорного врага. Это - зигзаг мелкий, который будет преодолён. Пока. Привет от всех товарищей. Жму Вам крепко руку и желаю быстрейшего выздоровления. Пишите мне по адресу: пп 32410 Шелюбскому Александру Павловичу».

К письму была приложена тёплая записка от заместителя Шелюбского Стерника.

Из госпиталя меня выписали только 14 июня. Предложили направить в распоряжение отдела кадров фронта, но я решил возвратиться в свою армию. Однако на месте её прежнего расположения застал только остатки тылового хозяйства. Узнал, что армия переброшена на 1-й Белорусский фронт к Рокоссовскому. С одним из последних железнодорожных эшелонов направился вдогонку. Проехали через Жмеринку, Винницу, Казатин, Бердичев, Житомир, Коростень, Сарны добрались до станции Рафаловка под Ковелем. Здесь я наконец-то очутился среди своих товарищей, работников 7-го отделения политотдела 8-й гвардейской армии. Радостная встреча сильно тронула. Узнал последние новости - оказывается, армию перевели с прицелом участия её во взятии Берлина.

Из-за позиции начподива-35 Жиженова вернуться в свою 35-ю дивизию не удалось, и 29 июня 1944 года меня направили в 79-ю гвардейскую дивизию, входившую в состав 28-го корпуса нашей армии, где я должен был сменить лейтенанта Кугельмана, сравнительно пожилого человека.

СОРОК ЛЕТ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ!

Из 1418 дней, в течение которых длилась война советского народа против фашистской Германии, 1333 дня мне довелось находиться в рядах Красной Армии.

Начавшись 15 октября 1941 года, когда я вступил в Коммунистический батальон Сталинского района города Москвы, моя воинская служба военного периода завершилась 9 мая 1945 года в поверженном Берлине.

Оборона Москвы, воздушно-десантная операция в тылу у немцев на Смоленщине, наступление от Дона до Донца, от Донца до Днепра, от Днепра до Днестра, включая освобождение Одессы, от Западного Буга до Вислы, от Вислы до Одера, и от Одера до Шпрее в районе центральных правительственных кварталов фашистской столицы – вот краткий перечень узловых событий, непосредственным участником которых мне довелось быть.

Уже из этого простого перечисления можно себе представить, как много могло отложиться и действительно отложилось в памяти о событиях этого грозного времени!

Невозможно в рамках одной, даже сколь угодно длинной, статьи  рассказать обо всём, что навсегда засело в голове и в сердце, и что время от времени в совершенно необъяснимой и непонятной последовательности то всплывает в памяти, то видится во сне.

Вот два, может быть и не самые значительные воспоминания:

1

К исходу шестого дня ожесточённых боёв на Заднепровском плацдарме при воздушном налёте были засыпаны в погребе, в котором помещался узел связи полка (из-за непрерывных артиллерийских налётов и бомбёжек для сохранения связи с батальонами его безопаснее было держать под землёй...) несколько человек. Среди нас была девушка-связистка полка Галя Богомолова (в замужестве Г.И. Смирнова) и начальник разведки полка Г.И. Житников. В то время как все мужчины оказались по грудь и даже по шею в земле, Галя каким-то образом очутилась на четвереньках между потолком подвала и осыпавшейся землёй. Ей удалось сообщить по телефону о том, что мы остались в живых. Через какое-то время я почувствовал, что начинаю сильно потеть, а вскоре стало трудно дышать. К счастью минут через 40 нас откопали и переправили на левый берег Днепра. Богомолову, Васькина, Житникова и меня. Живыми. Остальные погибли. За это время окраину села, где находился этот заваленный погреб, дважды захватывали автоматчики противника и дважды отбивали гвардейцы 100-го полка. Ощущение, что ты погребён заживо, осталось навсегда.

2

Тяжелейшие бои в Берлине. Непрерывный грохот артиллерийской стрельбы, бомбёжки, рассыпающиеся здания, огонь, дым, смрад, гарь…. И так непрерывно, начиная с 21 апреля. Перебежки от дома к дому, от развалины к развалине. Иногда находятся сообщающиеся подвалы, забитые, впрочем, людьми. К нам, как и в другие головные дивизии, приносят знамя Победы. Кто его водрузит, получит Героя, а армия станет гарнизоном вражеской столицы. И вдруг, 2 мая 1945 года, ранним утром, все мы ощутили какую-то странность, которую сразу не можем расшифровать. И только через несколько минут понимаем: наступила полная тишина!! Бои закончены. Берлин пал!

29 – 30.04.1985    

  А.М. Фридланд

 

Из письма  к родителям

От 02.10.1943.   

Дорогие, пишу это письмо, сидя в погребе села, которое находится на правом берегу Днепра и ещё не полностью отвоевано нами. Шесть дней тому назад во второй раз в своей жизни увидел я Днепр. Если помните, первый раз я видел его, будучи ещё на 4-ом курсе, когда наша группа, отличников, была премирована поездкой в Запорожье. Но погода тогда была не особо подходящая,  и Днепр не произвёл на меня тогда такое чарующее впечатление, как сейчас. А может это нужно отнести к тому, что сейчас мы берём его назад и потому он стал особенно дорогим и родным. Какой он красивый! Широкой, серебряной, извилистой лентой протекает он мимо нас в эти хорошие осенние солнечные дни. И только фонтаны брызг, встающие от падающих в него мин, их противный вой то и дело наполняющий воздух, чередуясь со стремительным свистом снарядов, напоминают, что кроме нас на его берегу находятся ещё ненавистные людишки,  которые принесли нам всем столько горя и которые должны быть изгнаны или уничтожены, чтобы мы могли жить.

В ночь с 26-го на 27-ое сентября сели мы в лодки и переправились на правый берег. Неожиданность ошеломила фрицев, они оставили свои траншеи и часть села. Но затем, оправившись, предприняли ряд контратак и с тех пор, здесь идёт упорная и жестокая борьба. Но с каждым днём прибавляются наши силы и теперь здесь уже не то, что впервые дни. Первые три дня, правда, было туговато. Думаю, что скоро здесь всё пойдёт нормально: мы пойдём вперёд, также как от Донца к Днепру...

…………………………………………………………………………………………….………………………………

Абраша

            2-го октября 1943.

 

Письмо к родителям

От 03 05 1945

              Дорогие, милые мои, вчера в Берлине часам к трём дня всё утихло. Наступила непривычная для нас тишина. Ещё горели дома, подожжённые в борьбе, запах гари, дым и копоть ещё не исчезли, но уже наступил тот миг, который с таким нетерпением ждали все. Вы себе представить не можете, как просто и незаметно всё это для нас произошло. До странности не так, как мы это себе представляли и ждали. Рано утром капитулировал Берлин, вчера вечером передали, что произошла полная капитуляция Германии. Свершилось...

            Вчера днём я бродил по Берлину. Бранденбургские ворота, пропускавшие парадные колонны победителей. Рейхстаг. Когда-то я читал об этом, видел на картинках. Теперь я вижу это своими глазами. Кругом наши, русские, наша грозная техника. Как я горжусь всем этим, своей страной, своим советским народом. Советские в Берлине!!! Как я горжусь тем, что ушёл в самые трудные дни, прошёл через тяжёлые испытания, прошёл от Дона до Шпрее…

Как много я видел, как много узнал, как много пережил, как много понял! Я могу лишь в слабых выражениях высказать свою благодарность судьбе за то, что случайно жив. Как часто смерть была не в метрах, в сантиметрах от меня. И знаете, у меня есть такое чувство, что это не случайность. Мне кажется, что это награда. Конечно не мне... Тебе, мамочка моя. Ты так много вынесла и так много мне дала духовно, что судьба не могла не возблагодарить тебя. Это было бы просто несправедливо. Я, конечно, не верю в сверхъестественные высшие силы. Но чувство такое — глубоко во мне. А пока до скорого, надеюсь, свидания. Желаю вам всего наилучшего. Большого счастья. Целую всех вас крепко, крепко.

Привет

                                   Абраша

 Берлин 3 мая 1945 года. 

 

Два письма от командующего 35-ой гв.сд генерал-майора И.Я. Кулагина 1972-го года

Письмо № 1

Привет из всюду солнечного Баку. Палящего Азербайджана! Безмерно уважаемый, на высшем уровне мой гвардеец 35 гв. Лозовской, Краснознамённой Героической стрелковой, прославленной дивизии. Мой боевой привет, причём семейный. Дорогой Абрам Моисеевич, Ваше письмо от 03.08.1972 г. получил, моё вам громадное неизмеримо спасибо. Конечно, много уже начинаешь забывать, но седой Днепр и гибель моего адъютанта, молодого, только прибывшего, и в первом бою для себя смерть нашедшего. Он, лейтенант Трапезников, погиб. Не успели быстро отрыть. Я никогда его образ не забуду. О подполковнике Соковском хорошо помню, и Исаева помню, всех командиров полков, вот они: полковник Смолин, подполковник Лобанов, подполковник Фёдоров, полковник Ойхман, подполковник Воинков, командующий артиллерии полковник Лихачёв, инженер дивизии подполковник Стахов, а затем майор Вахтин. Начальники политотделов Лисичкин, после его трагической гибели подполковник Жиженов. Подполковник Логинов, командир артполка, погиб на Днестре. Вас тоже отлично помню. Все эти товарищи дрались с врагом героически. А разве можно забыть, когда командарм 8-ой мне лично вручил гвардейское знамя дивизии.

Коротко о себе. 24/VII 72 г. мне стукнуло 71 год. В СА прослужил 42 года, 3 раза ранен, здоровье возрастное. Уже 15 лет работаю Председателем Военно-Научного общества при Бакинском окружном доме офицеров, Б.О.П.В.О. Воодушевляем молодёжь на Героики наших Вооружённых сил. Уроженец я саратовский, а доживаю в Баку. Тут я уволился. В Баку я вместе с XI-ой армией пришёл в апреле 1920 года командиром взвода команды пешей разведки 7 сп. 20 сд. и решил дожить свою романтическую жизнь в Баку, который я освобождал от мусаватов.

Жизнь в Баку хорошая, всего в изобилии, в особенности фруктов и овощей, зимой и летом.

Мой начальник штаба, полковник (Шнайдер - не ясно написано Е.Ф.) живёт в Москве. Уже Вы 110-й человек, с которым я вместе громил фашистов.

Мой последний адъютант Ваня (фамилия неразборчиво написано - Е.Ф.) умер в 1969 г.

Вот пока всё, мой дорогой товарищ гвардеец и друг боевой. Вам на память посылаю свою фотокарточку. Ваш генерал И.Я. Кулагин       14/VIII 1972 г.

  

Письмо № 2

 Премного раз, дорогой и уважаемый Абрам Моисеевич!

Ваше письмо № 2 и книгу «Гвардейцы Сталинграда идут на запад» В.И. Чуйкова получил. Сердечно благодарен. Действительно А.А. Павленко проводит энергичную работу по написании истории нашей героической и славной 35 гв. Лозовской Краснознамённой дивизии. Он, и я прошу Вас включиться в эту работу. Адреса, которые имею я, их мне дал т. Павленко. Я Вам вышлю позже. Мой боевой путь до прихода в 35 гв. с. д. В 1941 г. К-р с.п., Кр. С. бр. К-р 119 с.д. Северо Зап. Фронт, Московская зона обороны. Калининский фронт и Юго Зап. Фронт. В 35-ю прибыл в первой половине декабря 1942 года. Так, что мне пришлось участвовать в Контрнаступлении под Сталинградом дважды. Сатурн и Малый Сатурн, как их тогда называли. Дивизию я сдал на Магнушевском плацдарме в Полегие. Уехал в Москву в Академию г/штаба, ей командовали полковник Григорев и Вам известный полковник Смолин.

Парашютный знак, поле ВОВ в Прибалтике, я командовал ВДД. Книгу В.И. Чуйкова я ещё не читал. Вы пишите верно, мы были в армии у Харитонова, и в 1 гв. армии В.И. Кузнецова, и 47 армия у Гагена. Я это место у Чуйкова прочёл. Он малость поднапутал.

Я знал Соковского и Горяева. Адреса найду, Вам вышлю.

Сейчас у меня в Баку гостит моя дочь и её муж, а мой зять. Освобожусь, адреса Вам дам. Мы очень много делаем по воспитанию молодёжи. Пока всё, мой зять Игорь Сергеевич просит с ним в музей истории и боевой славы Бакинского округа ПВО (сходить).

До свидания. Всяческих Вам успехов. Крепко жму руку и обнимаю.

Ваш И.Я. Кулагин. 4/IX.1972 г. Пиши.